А далее он заговорил о том, что действует по просьбе Маргариты Георгиевны, что приглашен для пересмотра дела о разделе имущества между Татьяной и бывшим мужем. Надо подавать иск по вновь открывшимся обстоятельствам и не тянуть, так как срок давности скоро истечет. Татьяна должна выдать ему, Панкратову, нотариальную доверенность. Адвокат перечислил, какие документы соберет для суда сам, а какие необходимо предоставить Татьяне. Обрисовал систему аргументации, на которую будет опираться.
Панкратов говорил механически, как человек, привыкший вести беседы на профессиональные темы с дилетантами. Он растолковывал термины, статьи законов, процессуальные тонкости. В его речи не было отступлений, если он приводил примеры, то не с целью развлечь собеседника, а исключительно для подтверждения ранее высказанной мысли.
Для Татьяны появление адвоката и возможность пересмотра судебного дела были настолько неожиданны, что она растерялась. Не сразу отвечала на простые вопросы, нервно щелкала суставами пальцев. Она боялась поверить, надеяться, но почему-то с ухмылкой спросила:
— Это будет правосудие по блату? Справедливость по знакомству?
— Так ведь будут правосудие и справедливость, — ответил адвокат ровным, без эмоций, голосом.
И еще добавил, что советует подать второй иск на бывшего мужа, выплачивающего алименты не в полном объеме. Татьяна брезгливо сморщилась.
— Я сталкивался с вашим экс-супругом на процессах, — сказал адвокат. — Нет ничего зазорного в том, чтобы юриста, обращающегося с законом, как с дышлом, принудить выполнять тот самый закон.
«Наверное, какие-то личные счеты, — подумала Таня. — У них в судах, как у нас в больнице. Нет, у нас честнее и правильнее».
— Процесс снова будет вести Журавлева? — спросила Таня.
— В арбитражном суде дело может вернуться для пересмотра к тому же судье, а в судах общей юрисдикции это исключено.
Татьяна не поняла и переспросила:
— Значит, не Журавлева будет судить?
— Ведь Маргарита Георгиевна серьезно больна. У нее… судя по этой клинике, рак.
На лице адвоката впервые мелькнула эмоция — ужас, замешанный на суеверном страхе подхватить аналогичное заболевание.
— Ну, что рак? — беспечно пожала плечами Таня. Это выступление у нее было давно отработано. — Болезнь как болезнь, прекрасно лечится даже на поздних стадиях. Ваша… наша Журавлева через месяц спокойно выйдет на работу.
«И будет судить одних — по закону, других — по блату, — добавила Таня про себя. — Теперь я удостоилась попасть в категорию блатных. А что делать?»
Она не рассказала родителям про пересмотр дела. И сама не ходила на судебные заседания. Это было ее условием — «второй раз мы не выдержим подобного испытания». Для адвоката Панкратова отсутствие истца и третьих лиц создавало трудности, но он справился с ними успешно. Не без влияния Журавлевой? Кто знает.
Когда все инстанции обжалования были пройдены, когда уже никто не мог ничего изменить, Татьяна, опасаясь, что радостная весть вызовет такой же эффект, как весть трагическая, за ужином начала издалека:
— Хотела отправить вас в санаторий, путевки забронировала, но, боюсь, придется отложить. Есть хорошая новость, но с большими последующими хлопотами.
— Ты взяла ипотеку! — констатировал папа.
— Доченька, не надо! — воскликнула мама. — Не надо тебе на двадцать лет в кабалу. Мы обсудили, но не успели тебе сказать. Да и когда сказать? Работаешь, как лошадь. Домой придешь, с Игорьком занимаешься, потом падаешь замертво. Утром ни свет ни заря снова на работу. Таня! Нам здесь хорошо живется. Все вместе, все родные…
— Ипотеку я не брала, — перебила Таня, — зарплата не позволяет. Но наше судебное дело по разделу имущества пересмотрено. Нам присудили две трети стоимости квартиры, в которой живет Вадим. И еще мне причитается солидная сумма алиментов, заныканных бывшим мужем.
Родители не выказали поначалу бурного восторга. Мама и папа долго и мучительно залечивали раны несправедливого суда, убеждали друг друга забыть о несчастье, продолжать жить, исходя из главной установки: все родные вместе и здоровы. Что случилось, то случилось, не исправишь, забыть и приказать себе не вспоминать.
— Могу я посмотреть на решение суда? — спросил папа.
— Конечно, сейчас принесу. Написано юридическим языком, но суть понять можно. Папа, мама, давайте измерю вам давление?
Они замахали руками, отказываясь, до них стало доходить, умершая надежда проклюнулась и быстро пошла в рост. Папа искал очки, мама ему пеняла — под рукой у тебя. Папа читал вслух судебное решение, маму завораживали юридические термины, которые обещали благодать.
Игорек, сидевший на коленях у Татьяны, спросил:
— Почему бабушку и дедушку кавбасит?
— Что за слова? Что за «колбасит»? Ты где нахватался?
— Я нахватался от тети Иры. Она говорит, что ее кавбасит, когда ты мух не ловишь. Мама, я тоже не умею мух ловить.
— Поменьше слушай тетю Иру. То есть, конечно, слушай, но не повторяй.
«Врежу ей, — подумала Таня. — Разговаривает с моим сыном как с беспризорником». И невольно улыбнулась, вспомнив, какое впечатление произвел на Иру Париж.