Ищите женщину

— Ха! — обрадовался тот. — Это, вообще говоря, у кого как! А вот у нас, рассказывали, был случай. Психологи приехали, делали там чего-то, тесты проводили, всех опрашивали. Ну о том, что можно, что открыто. А помимо этого заодно и медицина там свое фурычила — зрение проверяли, слух, то, другое. И вот, значит, сидят в кабинете медик с психологом и вызывают по одному. Заходит генерал, садится. Сперва окулист ему табличку на стену, один глаз закрыть, другим смотреть, остроту зрения проверяет. Генерал даже самую крохотную буковку с ходу называет. Отлично. Дошло до психолога. Она — девица эта — вешает на стенку разные тексты, составленные из разных букв. И говорит: сейчас будем определять главные и второстепенные члены предложений. Это — первая часть задания. Читайте вслух и называйте. Молчит генерал, только пыхтит и на стуле ерзает. Она: ну что ж вы? Зрение у вас отличное, и буковки вы даже самые малюсенькие назвали. Ну? А генерал говорит ей: ты, милая, извини, буквы-то я все помню. Да вот читать при нашей работе редко когда приходится…

С целью довершить успешно начатое Славкой воспитание полковника Турецкий рискнул достать из своего сейфа с утра припасенную коньячную емкость и кулек с зефиром розовым. В конце концов, когда еще выпадет счастливый случай доказать чекисту, что вокруг него не только враги и завистники ходят толпами, а попадаются и вполне честные люди. Они должны дружить, а не строить друг другу пакости. А Владленова операция с поиском хозяина пистолета, который без всякого шума с двадцати метров не только черепушку, но и стальную каску пробивает, показала, что сам полковник не есть для общества окончательно потерянный человек. Ох, как они не любят своих-то отдавать! А вообще, соратников, как и собственную похоронную процессию, известно, надо готовить загодя.

И с уже отработанной версией у Турецкого затруднений не было. Потому как вряд ли до полковника Богаткина донесутся отзвуки торжественного марша, коим провожали в начале восьмидесятых в далекую и опасную Россию будущую надежду Соединенных Штатов конца двадцатого столетия.

Тактичный Грязнов молчаливо одобрил поступок Турецкого. Да и розовый зефир оказался не самой худшей из закусок…

— Вот это и есть ваша нынешняя таинственная точка? — спросил Костя, с интересом оглядывая стены ресторанного кабинетика, расписанные художником-примитивистом на восточный манер.

— Она, родимая, — откликнулся Грязнов, собираясь заказать ужин по своему разумению. Но, конечно, не без совета Александра Борисовича.

— Как ты полагаешь, Саня, — задумчиво промолвил Грязнов, — что может больше понравиться Косте, гуштнут или все-таки нарханги?

— А не тяжеловато? — отозвался Турецкий. — На ночь. Опять же и человек не так чтоб молодой. Я думаю, дай бог ему осилить кук-бийрон. А на закуску — янтачный киём. Так уж и быть.

— Ну почему ты вечно всем свой вкус навязываешь? — возмутился Грязнов. — Почему обязательно янтачный? Когда здесь гораздо лучше готовят киём урючный!

— Готов поспорить! Да мы сейчас просто позовем Рубена и спросим. Костя — свидетель! И вообще, ты еще скажи: Меркулова да угощать бекмесами! И как совести-то хватает!

— Чертовщина какая-то! — не выдержал Меркулов. — Чего вы тут дурью маетесь? Дайте сюда, я сам закажу! Вот, — почти не глядя в меню, ткнул Костя пальцем. — Шашлык есть буду. Телячий. А пить коньяк. А каши свои можете сами рубать и запивать компотом! Остряки.

Вот же зараза какая! Наверняка ведь, прежде чем отправиться с друзьями в «Узбекистан», предварительно заглянул в «узбекскую кухню». Посмеялись, конечно, и остановились на Костином выборе, обложив его салатами и разносолами. Взяли и виноградный бекмес, надо же чем-то шашлык запивать. Помимо, естественно, коньяка.

Пока то да се, Костя начал рассказывать.

Дмитрий Дмитриевич Коптев, невысокий, сухощавый мужичок шести десятков лет от роду, с четким седым пробором на левой стороне черепа, никогда не пользовавшийся очками, не изменялся внешне уже добрых двадцать лет. Работал в Первом Главном управлении, то есть во внешней разведке, потом, когда произошло разделение служб, стал заместителем у «академика», а после ухода «академика» в МИД и сам вернулся, так сказать, в альма-матер, то есть в ФСБ. Костя был знаком с ним лично еще со времен ПГУ. Они давно были на «ты». А где, между прочим, не было у Меркулова знакомых? Этот вопрос дискутировался довольно часто, особенно в застольях. Оказывалось, везде. И едва возникала нужда, но обязательно острая, Костя снимал трубку и звонил своему знакомому. Вот и в ФСБ — тоже.

Спрашивается, чего раньше не звонил? Так ведь и нужда еще не была достаточно острой. Впрочем, если уж быть справедливым до конца, то и сейчас никакой трагедии не случилось. Костя хотел удостовериться, что все проделано правильно.