Ищите женщину

Все эти западные вопли о политических заключенных в Советском Союзе, об удушении подлинной свободы и несчастных диссидентах основную массу населения, не говоря уже о его политическом руководстве, не колыхали. Тем более что спутники советские летали, покоряя околоземное пространство, полигоны сотрясались от ядерных взрывов всевозрастающих мощностей, а до Афгана, подействовавшего на психику народов страны, было еще далеко. Бывали, конечно, неприятности международного порядка, но и их научились гасить специально на то натасканные службы.

Так, в конце семидесятых – это тоже легко уточняется – благодаря или в связи с предательством одного из советских резидентов в Штатах был задержан, судим и посажен в тюрьму советский разведчик. Не Рудольф Абель, конечно, но персона тем не менее важная. Требовалось найти возможность возвратить его на родину. А противные америкашки, которые не могли придумать ничего умнее, предложили обменять полковника и орденоносца на храброго диссидента, томящегося в Пермской области по такому-то почтовому адресу.

Словом, долго ли, коротко ли, но обмен состоялся. И был он мало похож на известное кино про «мертвый сезон». Полковника встретили коллеги по опасной профессии в Москве, а поганого диссидента – частный Конструктивный институт «Российское общество», имеющий место быть в городе Нью-Йорке. Первый – из тюрьмы на свободу, а второй – из лагеря в эмигрантскую тусовку, готовившую как раз в ту пору так называемые Сахаровские слушания в американском конгрессе в Вашингтоне.

Вот, собственно, и вся предыстория.

Далее события развивались так. Мальчик Вадим вырос, при вручении ему паспорта взял, естественно, фамилию матери – Кокориной, не мог он носить фамилию выдворенного из Советского Союза какого-то эмигранта Красновского. Закончил школу, затем журфак МГУ, работал на телевидении, в газетах, много ездил по стране, бывал и за рубежом, правда, уже после начала перестройки. Впрочем, до перестройки ему и нечего было делать в заграничных краях, мал еще. К тридцати годам, поднакопив журналистский опыт, устроился на работу в «События и люди» – газету, в чем-то даже солидную и уважаемую. Показал себя человеком вдумчивым, ответственным, что видно из характеристики, подписанной редактором этого еженедельного издания, которую в числе других справок и документов Александру Борисовичу подвезут грязновские оперативники с минуты на минуту.

Видимо, в каждом человеке есть определенная тяга к своим корням, к истории рода, к собственному прошлому. Но это чаще всего приходит с возрастом, когда появляются мысли о бренности существования и грустные выводы по поводу необходимости скорого подведения итогов. Что-то меняется в человеке, и из оптимиста он вдруг почему-то становится пессимистом, недовольным собой становится, все более задумываясь о замечательных «бесцельно прожитых» и так далее.

У Вадима некий пересмотр жизненных позиций начался после встречи с одним из прошлых соратников отца. Тоже физика, и тоже диссидента, только более осторожного и потому избежавшего горькой участи сахаровцев. Он-то и рассказал Вадиму то, что знал об Игоре Владимировиче. И оказалось, что отец был не так уж и плох. Да и на шпану американцы почему-то пойманных советских полковников не меняли. Тут было о чем задуматься. Вадим и задумался. Стал собирать сведения об отце, о его окружении. Ходил в спецслужбы, владеющие закрытыми архивами, где получил формальный отлуп, и наконец понял, что чужими подачками сыт не будешь, надо брать дело в собственные руки.

А время летело стремительно. И происходило в стране то, о чем никто даже и помыслить не мог прежде. Ну, к примеру, в Москве собирались конгрессы уж вовсе антисоветской, прямо-таки вражеской организации «Народно-трудовой союз» и других подобных, внесших, по их убеждениям, немалый взнос в общую борьбу с коммунизмом, с советской властью и разваливших в конце концов державного монстра – СССР. Да еще недавно этакое и во сне боялись себе представить! А вот – надо ж – все наяву! Но самое для Вадима интересное заключалось в том, что приезжающие на родину эмигранты из разных стран, но, главным образом, из Штатов, с большим уважением говорили ему об Игоре Владимировиче, а узнав, что молодой журналист является, ко всему прочему, и сыном Красновского, носящим в силу известных обстоятельств материнскую фамилию, немедленно высказывали самое искреннее уважение и сочувствие ввиду безвременной гибели отца. Точно не мог сказать никто, но, по слухам, убитого какой-то негритянской бандой в ночном поезде нью-йоркского сабвея. Конечно, можно уточнить в ФБР, которое, кажется, вплотную занималось, помимо полиции, делом об этом убийстве, но для этого надо ехать в Штаты…

И однажды у Вадима появилась такая возможность.