Ищите женщину

…Жизнь налаживается. Пособие политэмигранта не позволяет роскошествовать, но мне хватает. Милейшая Нина Павловна, секретарша Рюрика, все еще продолжающего оказывать мне определенное покровительство, помогла снять неподалеку от их института в Бронксе сравнительно недорогое однокомнатное жилье с кухней и необходимыми удобствами. Меня это вполне устраивает. По дорогим ресторанам я и раньше не шлялся, а тут питаюсь в русском кафе, не без волнения слушаю родную речь, штудирую американский, поскольку мой английский они-то понимают, но я с трудом проникаю в суть их речи. Кроме того – пишу. Стараясь выбирать для воспоминаний эпизоды поострей.

Ах этот проклятый внутренний цензор!

Рюрик прочитал несколько десятков страниц, усмехнулся и в течение буквально пяти минут, с моей, конечно, помощью, предал моим несколько беспредметным разглагольствованиям остроту настоящего памфлета. Нет, конечно, он бесспорно бешено талантлив! Как я ему завидую!…

Первый успех!

Ко мне приезжала остроумнейшая женщина, представившаяся нью-йоркской корреспонденткой радиостанции «Свобода», – помню, помню я, с какой ненавистью там, у нас, плевались в адрес этого враждебного «голоса»! А вообще, я заметил, что мне пора бы уже кончать говорить «там, у нас», это нехорошо действует в той среде, в которой я теперь вращаюсь. Только – «у них»!

Ну так вот, эта милая Сьюзен легко, без всякого давления так раскрутила меня со всеми моими мемуарами, что получилось, с моей точки зрения, просто чудо, а не передача.

А когда она наконец прошла в эфире, мои новые коллеги сделали меня в буквальном смысле именинником!

Оказывается, они еще и платят хорошо! Я вспомнил свои гонорары за научные статьи… Убожество!…

…Я надеялся на возрастание интереса к моим экзерсисам, но, увы, вторая передача прошла с большой задержкой, которую мне объяснили необходимостью оценок более важных политических событий, а эфир, как известно, не безграничен. Юмор был в том, что это сказано мне – физику! Уж кому и знать-то…

А третья передача, вероятно, так и не будет услышана… у них. И значит, надо кончать заниматься чепухой, а переходить к делу. Гонорары меня расслабляют и подталкивают жить с непривычной мне распущенностью.

Сказал об этом Рюрику Алексеевичу, он обещал подумать и посоветоваться. С кем, очень мне интересно.

Время эйфории прошло, наступили будни. Михайлов стал для меня уже не Рюриком, а Рюриком Алексеевичем. Я сумел оценить его тактичность в этом, казалось бы, малозначительном вопросе. Он несколько раз подряд на людях назвал меня Игорем Владимировичем, хотя прежде звал Игорем и даже Игорьком. Я все понял.

…Меня вызвали в нью-йоркское отделение ФБР для беседы.

Обо мне им было, как я сразу увидел, известно практически все. Но интерес пожилой господин с явно крашеными волосами проявил лишь к одному аспекту моей прошлой жизни. Предложив считать нашу беседу доверительной и потому не подлежащей разглашению, – даже Михайлову? – спросил я наивно, на что он ответил категорически: да, даже ему, – джентльмен начал подробнейшим образом расспрашивать меня о работе в моем бывшем институте в Серпухове. Его интересовало буквально все. И из вопросов я понял, что им тут известны очень многие из наших отечественных научных разработок, которые в институте считались совершенно секретными и требовали таких допусков, что ни о каких посторонних там и речи быть не могло. Однако же…

Я, конечно, отстал за последние пять лет, украденных у меня тюрьмой и колонией, от новейших разработок в области атомного ядра. Но тем не менее, как мне показалось, крашеному джентльмену, довольно профессионально разбиравшемуся в физических проблемах, которыми в России занимался коллектив «закрытого» для прессы академика Прокопченко, понравились мои ответы и собственные суждения. Разумеется, Дмитрий Юрьевич просто убил бы меня за столь вольное толкование его так называемого «серпуховского эффекта», но что делать? Я вынужден был сохранять свое лицо. Ну а мой дотошный собеседник, видимо, принял некоторые мои «вольности» за критический взгляд на идеи мэтра.

Результат нашей «беседы» оказался совершенно неожиданным для меня и, как я понял, будет иметь столь же воодушевляющие последствия.

Не вдаваясь в существо моего разговора с джентльменом, который представился мне расхожим шпионским именем Джек Смит – а мог бы назваться немцем Мюллером или русским Ивановым, – Рюрик Алексеевич, зная лишь о самом факте этой встречи, сказал мне, что я выглядел достаточно убедительно, что, в свою очередь, вскоре будет иметь продолжение. И даже пригласил встретиться вечерком и поболтать за рюмкой водки – по-русски. Удивительно, я уже давно не мог рассчитывать на такую милость.

…Чудо, а иначе это и не назовешь, случилось. Второе чудо в моей жизни! Первое – это свобода.