Странно, я не замечал за собой такой уж откровенной некритичности, в которой меня почему-то упрекнул Николай Иванович, когда я высказался в том смысле, что заслуги Михайлова, мол… и так далее, позволяют мне сделать определенные выводы в пользу Рюрика Алексеевича. Брутков долго – и чуть не написал «безутешно» – хохотал. Безудержно, конечно! Я даже несколько обиделся.
Но он чем-то притягивал к себе, этот Брутков, будь он неладен. Не хватало, чтоб у них с Михайловым еще война вспыхнула за влияние на мою грешную и рыщущую, взыскующую истины душу!…
Решено, я еду в отпуск…"
– Я тоже хочу в отпуск, – сердито заметил вслух Турецкий. – И еще спать хочу! А вот где, я сейчас пойду покурю – и решу.
– Ты с кем там разговариваешь? – донеслось из спальни.
– Ну вот, – сокрушенно развел руками Турецкий, – разбудил-таки! На свою голову!
– Не волнуйся, я совсем не настаиваю!… А что, у нас там больше нечего выпить?
– Вот такая постановка мне нравится! У тебя немного вина осталось. А коньяк на самом донышке, поэтому даже не рассчитывай. Хочешь, вина дам?
– Да-вай… – врастяжку произнесла Лиза. – Вообще-то я могла бы, конечно… Сколько времени?
– Пятый час. – Турецкий принес ей полстакана вина и свою рюмку, которую можно было уже только нюхать.
– Мужчина собрался на работу? – осведомилась она, увидев его одетого.
– Нет, – с самым серьезным видом ответил он, – работа для меня всегда самое святое.
– Понятно, – сказала она, высовывая ногу из-под простыни.
– Я бы не стал этого делать, – подавая стакан, Турецкий нарочито вежливо отвернулся.
– Ох ка-ки-ие мы-ы! – изумленно протянула Лизавета, полностью сбрасывая с себя простыню.
– Что ж ты творишь-то со мной?
И пока Турецкий с торопливой неловкостью избавлялся от одежды, она пила свое вино, захлебываясь от смеха. А потом смех надолго оборвался…
УТРО ПРИНОСИТ УДАЧУ
За окнами долго не отступала темнота. Турецкий был расслаблен физически, зато голова его с удвоенной силой переваривала информацию, почерпнутую из записок Красновского. Дополнительную пищу, сама о том поначалу не подозревая, дала Лиза.
Где– то в седьмом часу утра она поинтересовалась планами Турецкого на ближайший день. Он был уверен, что она слышала его разговор с Грязновым, и несколько удивился. Сказал, что должен сделать как минимум два визита, после чего подумать о возвращении домой.
– А разве все так срочно? – наивно спросила она. – Разве нельзя отложить отъезд хотя бы на сутки?
– А что дадут эти лишние сутки следствию? – Турецкий был очень логичен. До такой степени, что аж сам себе противен.
– Можно подумать, ты только об этом и думаешь! – презрительно фыркнула Лиза.
– А как же иначе! Что главное для мужчины?
– В самом деле? – Лизавета округлила глаза и призывно потянулась к нему. – А я думала…
– Ты правильно думаешь, – успокоил ее Турецкий. – По-своему, чисто по-женски. И это достойно уважения.
– Тебе было действительно интересно?
– Как тебе сказать… Кое-что проясняется. Во всяком случае, когда я дочитаю, могут открыться те причины, по которым убили Красновского. Потому что в дневнике Вадима сведений об этом нет. Кроме намеков, понимаешь?
– А если сделать так? – подумав, сказала Лизавета. – Ты остаешься еще на сутки, занимаешься своими делами, я – своими, а вечером мы закатываем пир, после чего я тебе рассказываю о том, чего ты еще не знаешь. А может быть, если будешь себя хорошо вести, познакомлю с одним свидетелем. Или, правильнее, свидетельницей. Как?
– Предложение, по поводу которого у меня сразу же возникает несколько вопросов. И первый…
– Погоди, – остановила она его. – Еще успеешь. Я же не все сказала. Ты Вадимов дневник прочитал внимательно?
– Ну а как же! Ты же мне сама начало дала. Чего спрашивать…
– Вот именно, начало. А не конец.
– Разве он тоже у тебя? Но почему?…
– Да потому что не хотела. Там есть вещи, которые касаются только меня, это понятно?
– А про конец его поиска там есть?
– Ну есть… немного. А потом… Да нет, я просто не желаю, чтобы обо мне кто-то читал такое…
– Подожди, – остановил ее Александр. Они сидели на кухне и пили кофе. Вообще-то дома он так рано обычно не вставал, но у Лизы был свой распорядок дня. – Значит, ты мне не все отдала?
– Естественно! А какая разница, если ты и этого-то не осилил.
– Ну да, я, конечно, не делом занимался.