Ищите женщину

– Не кричи здесь, – сказал он и в его голосе скользнула угроза.

Она замолчала.

Он метнулся к наглухо задрапированному окну и, теребя края плотнейшей черной ткани, спросил:

– Неужели я не говорил тебе, почему у тебя ничего не получается? Неужели я не предупреждал тебя, что для Высшей Жизни ты должна отказаться от всех атрибутов низшей жизни? И у тебя хватает ума снова и снова приходить ко мне со своими глупыми однообразными вопросами?

– Я не знала, что это будет так трудно, – глухо проговорила Ольга-бабочка, – я прихожу к тебе с тем, чтобы ты помог мне справиться с самой собой. Я не могу отойти от моей прежней жизни, потому что меня с ней слишком много связывает. Я знаю, что я не права, но ничего не могу с собой поделать...

На этот раз он нахмурился.

– Да, да, – сказал он, – ты мне что-то говорила о...

– О проклятье, наложенном на мой род, – проговорила она и зажмурилась – как делала всегда, когда говорила или думала на эту тему.

– Н-да, – произнес он, замерев у темного окна, – я подозревал, что миром людей тебя связывает нечто действительно серьезное, но никогда толком на эту тему не думал... Н-да, твое проклятие, наверное, и мешает тебе возродиться для Высшей Жизни и встать по ту сторону мира людей...

– Я... не хочу становиться по ту сторону, – проговорила вдруг Ольга.

Он секунду молчал, потом сказал, медленно выговаривая буквы:

– Это что-то новенькое. Помнишь наш договор? Вражда с теми, кто живет низшей жизнью – залог существования таких, как мы... Когда я принимал тебя в наше братство, ты обязалась выполнять все наши законы. А этот – главнейший.

Ничего на это Ольга-бабочка не ответила, потому что отвечать ей было нечего.

А он вдруг рассмеялся.

– А людям ты вредишь, вредишь! – тоненько просвистел он, грозя ей пальцем, выглядевшим в темноте, словно белый червь-паразит. – Ты не нападаешь на живых людей, но воруешь кровь в больницах... А твой возлюбленный... – он снова хихикнул, – сколько ты крови выкачала из него, якобы для анализов, а? А ведь ты выпила ее всю – до единой капли!

– Откуда ты знаешь? – прошептала Ольга-бабочка, отшатнувшись от него.

– Тебя мучает ЖАЖДА! – сказал он, внезапно оборвав свой смех. – Ты одна из нас и ничего не можешь поделать с собой и со своей ЖАЖДОЙ, которая сильнее тебя. Тебе нужна кровь и ты будешь добывать кровь любыми способами, но когда-нибудь тебе все-таки придется убить кого-то из людей... Ты же кусала уже своего возлюбленного? – понизив голос до почти неслышного шепота, осведомился он.

Лицо Ольги-бабочки исказилось. То, о чем она не хотела думать, не могла думать, снова всплыло в ее сознании.

– ЖАЖДА! – повторил он. – Сильнее любви! А твой возлюбленный скоро станет одним из нас! Ты не хотела этого, когда кусала его, тебя просто мучала ЖАЖДА... Как и всех нас – членов древнейшего из братств – братства Вампиров!

...Окончание разговора стерлось из памяти Ольги. Она не помнила также, как выбралась на улицу, как села на автобус, как доехала до центра... Потом метро... Потом бессмысленное и бесконечное блуждание по шумным и многолюдным московским улицам... И бьющий отовсюду тугой запах свежей крови, свободно струящейся в неотворенных венах.

Очнулась Ольга только на Красной площади.

– Как меня сюда занесло? – прошептала она, оглядываясь в недоумении и страхе.

Солнце садилось красило низкие снежные облака в цвет крови. Ольгу снова начала мучить жажда – ЖАЖДА!

– Нет, – проговорила она, – не надо, – блуждая глазами, словно в поиске спасения.

Кровавое солнце ударила в храм Василия Блаженного и тот накренился...

* * *

... на промерзшую землю, густо покрытую ледяной крош– кой, грохнул и разлетелся вдребезги плоский, как плитка шо– колада, каменный осколок древней святой стены.

И тотчас страшной силы ветер обрушил на Ольгу-бабочку режущие струи ледяных осколков, словно крупную соль из вспоротого ножом мешка. И веяло непереносимым ужасом от шуршащих друг о друга осколков. Страх поднял сорвал Ольгу с места, и бешено налетевшая ледяная крошка вспорола ее тело и вмиг спустила с нее всю кожу.

Ничего не видя, кроме чьих-то бесчисленных белесых глаз, прищурившихся на нее отовсюду, она побежала, стараясь держаться спиной к смерти.

Спотыкаясь о валяющиеся тут и там окровавленные трупы, она влетела в узкое ущелье между двумя обезображенными проломами стенами собора и, пробираясь по узким тоннелям, закричала, потому что увидела, что пути никакого нет, и стены падают, беззвучно складываются стены и крыши, словно разрушаются карточные домики, и Ольга не может устоять на ногах тоже – плоть ее давно сорвал и унес чудовищной силы ветер, а ледяные осколки скрежещут о твердые белые кости.

Она – безумная от страха – рванулась изо всех сил, хрипя от вспыхнувшей вдруг невыносимой боли, рванулась еще раз и еще; и рвалась, пока не хрустнул, не выдержав, ее позвоночник.

Она грохнулась на промерзшую землю, густо покрытую ледяной крошкой, и разлетелась вдребезги, словно обломок древней каменной стены.