— Сложившаяся обстановка, — продолжал Басков, — не может оставить нас сторонними, безучастными наблюдателями происходящего. Конечно, основная нагрузка лежит на плечах наших товарищей из райотдела. Мы же, со своей стороны, обязаны помочь им всем, чем только сможем. Это наш долг, наша обязанность. Каждый из нас должен подойти к делу не формально, а так, словно он прямо и непосредственно отвечает за побег из КПЗ, прямо и непосредственно отвечает за раскрытие кражи мехов, числящейся за райотделом… Между тем в последнее время среди части наших сотрудников, не исключая и офицерский состав, наметилась ничем не обоснованная тенденция противопоставлять себя, свою службу — службе работников райотдела. Появилось мнение, что мы — железнодорожная милиция — некая особая каста в системе органов внутренних дел, резко отличающаяся по своим положительным качествам от работников территориальных органов. У нас-де и дружба крепче, и сплоченность коллектива сильнее, и работа ответственней. Стали ходить анекдоты, что якобы мы с Волохиным спорим чуть ли не за сантиметры, на чьей территории произошло преступление и кто должен за него отвечать. Всем вам памятны излишне раздутые разговоры по поводу снегоочистителя. Те же самые разговоры велись и по поводу киоска «Союзпечати» на перроне, который по линии ОУР обслуживаем мы, а по линии БХСС — районный отдел. Все эти «мелочи», товарищи, могут завести и уже заводят далеко. Не так давно в дежурной части один наш заслуженный ветеран заявил, что не худо было бы, как раньше, и форму для транспортной милиции ввести особую, отличающуюся от формы сотрудников территориальных органов, чтобы, значит, каждый гражданин знал: вот идет не какой-нибудь милиционер, а особый, железнодорожный, у которого и работа ответственней, и дружба в коллективе крепче…
По строю прокатился короткий смешок. Стоявший в левом фланге пожилой старшина густо покраснел.
— Естественно, — продолжал Басков, — коли уж так рассуждают ветераны, что остается молодежи? Выслушав мнение ветерана, один наш молодой сотрудник, о котором я знаю только хорошее, комсомолец, тут же сообщил, что лично он «ни за какие коврижки», как он выразился, не пошел бы служить в территориальные органы…
В строю вновь возникло оживление.
Басков помолчал.
— А взять хотя сегодняшний случай. Перязев докладывает мне о побеге и буквально с первой фразы подчеркивает, что один из бежавших — наш, Краснухин, более того, одним из важнейших событий сегодняшнего дня дежурный считает то, что, видите ли, зря приехал следователь Вилисов. Я хочу еще раз напомнить: нам нечего делить с территориальными органами. Они, как говорят в таких случаях, наши товарищи по оружию, и теперь мы обязаны включиться в общую работу с полным сознанием того, что это — наша работа. Я призываю вас сделать правильные выводы. Ну, и поскольку, — Басков улыбнулся, — вы тут много хвалились, покажите теперь на деле, как может работать транспортная милиция!.. А сейчас временно исполняющий обязанности начальника ЛОМ старший лейтенант Желтов проведет инструктаж.
Он сделал шаг назад, уступая свое место Желтову.
Довлетшин с видимым усилием, как тяжелую гирю, поднял трубку и назвал в микрофон свою фамилию.
— Отличились вы там с Супониным, нечего сказать! — тотчас раздался резкий, даже грубоватый голос начальника окружного УВД майора Картаева. — Я жду результат, а у вас там арестованные бегут из-под стражи! Что с мехами? — спросил он без всякого перехода, чем чрезвычайно удивил Довлетшина, полагавшего, что услышал лишь начало разноса по побегу.
— Обстоятельства, о которых вам докладывал вчера Супонин, подтверждаются. Ночью мы получили новые данные.
— Как его зовут?
— Лидер. Собко, во всяком случае, уверен, что это он…
— Собко! Собко! У вас как в хреновом детективе: весь отдел бьется, ничего не знает, а какой-то пенсионер…
— Тут особый случай, товарищ майор. Собко этого преступника знает с детства, на нюх теперь уже чует. Кроме того…
— Учтите, — перебил Картаев, — несмотря на побег, ни на минуту не прерывать работу по мехам. Это категорическое требование. Вам ясно?
— Да.
— Где Супонин?
— Допрашивает… в кабинете начальника розыска. Переключить вас на него?
— Не надо. Пусть позвонит во второй половине дня. Работайте.
Дождавшись гудков, Довлетшин тоже положил трубку и, вызвав инспектора ОУР лейтенанта Алибаева, спустился на первый этаж в дежурную часть.
В дежурной части еще можно было терпеть, хотя беспрестанно хлопала входная дверь и окошко в прозрачной стене из оргстекла было открыто; но в коридоре КПЗ, отделенном от дежурной части двумя дверями — обычной и решетчатой, стоял адский холод. Из щелей «кормушек» шел пар от дыхания арестованных. Сержант, отпиравший и запиравший замки, потирал руки, пытаясь согреть их.
— Прошу, товарищ майор, — сказал Алибаев, невысокий темнолицый казах с красными от недосыпания глазами, как и у большинства сотрудников розыска в эти дни.
Он и Довлетшин в сопровождении помощника дежурного, грохавшего по бетонному полу тяжелыми яловыми сапогами, подошли к 9-й камере в конце коридора.