Ищу мужа. Русских не предлагать

Саид пересел на диван. Сначала он взял мои руки в свои ладони и заглянул мне в глаза. Я заметила на его пальце обручальное кольцо, а на лице – слёзы. Никогда за три года совместной жизни я не видела мужа плачущим. Поколебавшись немного, он обнял меня за плечи.

– Спасибо тебе, Саид. Я думала, ты меня убьёшь.

– Я хотел. Очень хотел, особенно вчера ночью, когда ты позвонила. И потом, когда ехал в больницу, и когда мне сказали про Валида. А сейчас… какая разница? Я могу тебя убить, могу написать заявление в полицию, чтобы ты села в тюрьму. Но я не хочу. Ничто не может быть хуже, чем смерть нашего ребенка. Ты сделала много ошибок, Аня. И много грехов. Но не мне тебя судить. Мы оба наказаны.

– Мы оба наказаны, – эхом повторила я. – Ты прав, тюрьма меня уже не испугает.

– Один мой друг когда-то сказал, что ни одна женщина не уйдет от хорошего мужа и от хорошей жизни. Думаю, он прав. Ты мечтала не об этом, когда переехала ко мне из России. Ты часто бывала не права, но и я не сделал всё, что должен был сделать. Я понял это сегодня ночью, когда сидел в больнице. Меня не отпустили домой, сделали какой-то укол и заставили остаться там. Я сидел, вспоминал нашу жизнь: всё, что у нас было хорошего и плохого, нашего сына. – Муж отвернулся, но я заметила: по его щеке покатилась слеза. – Я не хочу мстить. Пусть Аллах тебя судит.

Этим же днём мы поехали в морг. В сгущающихся сумерках мы долго колесили по каким-то трущобам, в дороге хранили молчание. Морг оказался обшарпанным тёмным помещением на окраине города. Пока Саид объяснялся с санитаром, я крепко держала маму за руку и смотрела в пол. Несмотря на все попытки крепиться, мне стало плохо уже при виде каталки с телом, покрытым простыней.

– Почему она грязная? – закричала я.

– Что? – не понял Саид.

– Простыня! Ты не видишь, она грязная? Господи, неужели нельзя найти чистое белье?

– Аня, у тебя истерика. Успокойся. Валид умер, для него нет никакой разницы.

Я продолжала захлёбываться слезами, ощущая полную беспомощность. Происходящее казалось мне страшно несправедливым. Мой сын – русский, но он никогда не видел России. Он жил и умер в Египте, а теперь лежит в каком-то грязном морге под грязной простыней, и никто не понимает, почему это важно, а я не могу ничего объяснить.

Санитар обеспокоенно спросил что-то у Саида.

– Я в порядке. Покажите…

Первое, что бросилось мне в глаза – Валида переодели. На нём была светлая одежда, слишком холодная для зимы, но, по крайней мере, она выглядела новой и чистой. Мне показалось, что Валиду холодно, и захотелось укрыть сына одеялом, как я делала это сотни раз за его недолгую жизнь.

Глаза Валида были закрыты, лицо выглядело спокойным. Можно подумать, он просто заснул. Я осторожно дотронулась до его ладони – она оказалась ледяной. Меня затрясло. Саид что-то отрывисто крикнул, санитар тут же накинул простыню и укатил тело сына. Я кричала и пыталась вырваться из маминых рук.

Через несколько минут мы вышли на улицу. Саид с мамой поддерживали меня с обеих сторон.

– Не нужно было сюда приезжать, – хмуро сказал муж, заводя машину.

Следующим пунктом в нашем маршруте была больница. Елену перевели в обычную палату, в коридоре сидел мужчина с мальчиком – ровесником Валида. Моё сердце екнуло. На секунду я чего-то испугалась, но мужчина, внимательно посмотрев на нас, отвел глаза. Я постучалась в дверь.

– Войдите.

Елена лежала под капельницей. Она выглядела побледневшей и осунувшейся, на теле были видны следы аварии. Увидев меня, женщина встрепенулась. Несколько секунд мы неловко молчали.

– Как ты? – спросила я.

Она пожала плечами.

– Нормально. Могло быть хуже. Тебе сказали?.. – Лена неловко осеклась.

– Да, – у меня задрожал подбородок, – сказали.

– Прости, – прошептала она. – Я представляю, что ты чувствуешь. Обещала тебе уберечь сына… и не смогла. Клянусь, я ничего не могла сделать.

– Расскажи, как всё было.

– Всё произошло очень быстро. Здесь ужасное движение на дорогах. Таксист молча вел машину, вдруг сзади стали сигналить. Я обернулась, увидела мотоцикл: он вылетел на обочину и перевернулся. А потом в нас кто-то врезался. Я почувствовала сильную боль от удара и страшно испугалась. Потом вроде потеряла сознание. Очнулась – ничего не могу понять. Валид лежал рядом, я схватила его на руки, не поняла… не сразу поняла, что он умер. Пыталась открыть дверь, но не получилось. Потом кто-то помог снаружи, и нас вытащили. Все кричали на арабском, я ничего не понимала. Валид ещё был у меня на руках, и сумка с документами. Подъехала машина, похожая на «Скорую помощь», меня отвели туда. Потом укол, и ничего не помню. Очнулась в больнице, муж сидел рядом. Спросила про Валида, он говорит: «Погиб ещё при аварии». – Лена замолчала, потом сказала сдавленным голосом: – Мне очень жаль…

В машине я снова расплакалась.

Саид отвез нас домой и сразу уехал. Похороны были назначены на завтра. Только сейчас я сообразила, что ничего не знаю о том, как хоронят мусульман. Провожая Саида к двери, я спросила его об этом.

– Какая разница? – тихо ответил он.

– Я хочу знать, к чему быть готовой.