Ищу предка

Поскольку более 80 процентов всех впечатлений поставляет зрение и лишь около 20 — прочие чувства, то понятно, отчего лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, понюхать или пощупать. Именно поэтому, а также из естественного для каждого смертного желания «хлебнуть вечности» я оказываюсь однажды в самолете, который летит в Среднюю Азию.

Там я должен соединиться с группой археологов, которые отправляются изучать древнейшую живопись. Старейшие египетские пирамиды расположились примерно посредине тех тысячелетий, которые между нами и этой живописью.

ИЛ-18, подпрыгнув во Внукове и скользнув по гигантской дуге, коснулся земли в Ташкенте.

За пять часов полета наиболее заметным предметом там, внизу, оказалось Аральское море. Все прочее было мелко и эпизодично.

Понятно, меня, как и многих других пассажиров, для начала занимали тривиальные мысли.

Летим над древним путем скифов, половцев, татар… Ревущие моторы заглатывают бензин и время: в пяти часах нашего полета сконцентрированы месяцы и годы, долгие переходы древних всадников, ночные костры, набеги, протяжные песни, человеческие жизни, истории целых племен, которым не хватало столетий, чтобы достичь конца бесконечной степи.

Пять часов полета.

Ну и, разумеется, расчеты: 20 километров — примерно столько мог, может и сможет пробегать хорошо тренированный человек за один час. Такова же (разве чуть больше) предельная скорость всадника.

Оказывается, не больше 20 километров в час проходили и античные корабли.

20 километров в час — некая предельная норма первобытного, древнего и средневекового человека.

Поезд — в 4–5 раз быстрее. Удовлетворенно сообразив, что я разрезаю воздух почти в 40 раз скорее древних (а космический корабль в 14 тысяч раз!), наполняюсь весьма характерной (вероятно, для всех эпох) гордостью обогнавшего.

Короткие рейсы обычно не дают человеку перейти к новым размышлениям, и он выходит из машины, все еще заряженный и даже перезаряженный той самой гордостью.

Но на нашей более длинной дистанции мы успели все же сообразить и еще нечто!

Путь на земле всегда один и тот же.

Километр, тысяча, 10 тысяч километров равны друг другу во всякие эры.

S = vt, путь равен скорости, помноженной на время.

Отчего мы торопимся? Почему так велика скорость?

Потому что времени не хватает!

У тех же пещерных художников или кочевников скорости были малы. Зато времени сколько угодно.

Ведь от питекантропа до синантропа протекло столько же времени, сколько от синантропа до нас с вами.

99,5 процента человеческой истории прошло в нескончаемых странствиях первобытных людей по планете.

Конечно, они не торопились.

Но даже если предположить, что они шли фантастически медленно: километр в год, пусть даже километр в десятилетие… Ну что ж. Земной круг — 40 тысяч километров, теоретически его можно, совсем не торопясь, обойти за 40, 100, ну 400 тысяч лет. А ведь от первых обезьянолюдей прошло больше миллиона лет.

Неторопливость, помноженная на годы, давала неплохие результаты.

Земля осваивалась и протаптывалась.

Придя к выводу, что не нужно думать о передвижениях первобытного человека слишком односторонне, мы выходим на ташкентском аэродроме, обрамленном светящимися, жаркими горами.

А вскоре новый самолет несет на юг, слегка покачиваясь и ныряя над долинами, отделяющими один хребет от другого.

Под нами центр Старого Света — центр Азии, самое сухопутное место на земле. (Логический антипод этого края — в лишенной островов южной части Тихого океана, где вода на тысячи миль удалена от всякой суши.)

Здесь родина древнейшего земледелия (дикая пшеница и до сей поры встречается в Афганских горах — чуть южнее по курсу полета).

Хребты, уходя на восток, приподнимаются, разбегаясь и соединяясь в Памир и Гиндукуш, Тянь-Шань и Гималаи. Самолет едва не задевает последние, клыкастые и снеговые хребты и резко идет на снижение.

Аэродром. Неподалеку железная дорога, полосатый столб: станция Термез. От Москвы 4686 километров.

Когда умер один святой, то плот, на который положили его тело, разумеется, поплыл вверх по течению Аму-Дарьи. Но однажды плот остановился, и мертвый заявил, что дальше плыть не может, так как в этом месте проживает святой, который святее, чем он. Речь шла о мудреце Али-Хакиме, который, видно, тоже любил поговорить после смерти: когда начался плач над его телом, он будто бы поднял голову и объявил: «Трык быз!» («Мы живы!»)

Из «Трык быз» со временем получился «Термез».

Есть и другие предания об этом названии, и в каждом причудливая история края.

Вообще-то основал город Александр Македонский и, будучи человеком прямым и бесхитростным, назвал его Александрией, как и десятки прочих. Затем в честь греко-бактрийского царя Деметрия Александрия стала Дармамитрой, из Дармамитры затем получился Дарент, и где-то чуть позже Термез.

Однако легенда, восходящая к Кушанскому царству (Индия, начало нашей эры), объясняет, что этот город получил имя «Та-ла-ми», что означало «по ту сторону реки» (очевидно, город долго не сдавался завоевателям), а от «Та-ла-ми» до «Термеза» совсем недалеко.