Ищу предка

В 1909 году Даусов принес в Британский музей фрагмент древнего черепа и сообщил, что это находка одного рабочего, сделанная близ Пильтдауна (графство Суссекс, на полпути между Лондоном и южным берегом Англии). Сэр Смит Вудвард тут же отправился в Пильтдаун и на месте, указанном Даусоном, в течение трех лет добыл еще восемь частей того же черепа. Высокий лоб древнего человека и его большой мозг (1350 кубических сантиметров) говорили о том, что пильтдаунец был не глупее нас. Единственная несколько примитивная черта черепа — довольно большая толщина его костей (10 миллиметров), однако это обстоятельство мало что меняло, поскольку и в наши дни можно иногда встретить вполне разумных людей с такими же костями. Пильтдаунский череп поразил исследователей своей древностью: все девять фрагментов его были покрыты характерным темно-красным «налетом времени», хорошо известным «охотникам за черепами». К тому же рядом были найдены очень древние каменные орудия.

Раскопки, понятно, продолжались, и в 1912 году в той же яме нашли нижнюю челюсть. Она была настолько примитивна по сравнению с нашими цивилизованными челюстями, что некоторые специалисты приняли ее за останки шимпанзе (впрочем, аубы по величине и структуре были ближе к человеческим). Позже Вейденрейх склонялся к тому, что это ископаемый оранг, а его ученики утверждали, что открыта челюсть неизвестного вида: «бореопитек», «северная обезьяна». Большинство антропологов, однако, настаивало, что череп и челюсть принадлежат одному существу; в самом деле, как объяснить иначе, что довольно близкие части скелета были найдены в одном месте? Почему древней обезьяне понадобилось умереть именно в той точке, где покоился человек с высоким лбом?

Споры вокруг пильтдаунских костей порою достигали того крайнего предела корректности, за которым начинается беспредельная некорректность. К этому времени находка питекантропа и гейдельбергской челюсти сделала изрядную брешь в рядах ортодоксов, и любой сомневающийся в пильтдаунском обезьяночеловеке мог быть заподозрен в невежестве и мракобесии (особенно на родине Дарвина!).

Окончательно подтвердил ценность находки Чарлза Даусона нижний клык (с обезьяньими и человеческими особенностями), открытый в 1913 году все в том же Пильтдауне первоклассным антропологом Шарденом. Англичане решили, что это зуб того же самого существа, и вскоре провозгласили существо «эоантропом», «человеком зари».

Под «зарей» подразумевалась, понятно, человеческая заря, сменявшая животный мрак планеты.

Даусон умер в 1916 году, а Смит Вудвард был так убежден в важности эоантропа, что вышел в отставку, построил около Пильтдауна маленький домик и, как говорят, ни о чем другом, кроме как о черепе, челюсти и зубах древнего человека, не разговаривал.

Поговорить было о чем: умный череп в соединении с примитивной челюстью составлял загадку. И у питекантропов, и у синантропов, и у других ископаемых обезьянолюдей череп и челюсть находилась в согласии: большая современная голова — вполне современная челюсть; если же голова меньше, древнее, то и челюсть более обезьянья.

У пильтдаунского человека все было не по правилам.

Но это еще полбеды. А вот чего ученые не могли никак перенести — это ужасающей древности эоантропа. Судя по глубине залегания и другим признакам, жил он примерно миллион лет назад, то есть был ровесником питекантропа и гейдельбергского человека. Отсюда следовало, что «нормальные обезьянолюди» скорее всего не были предшественниками пильтдаунца. К тому же последний, не забудем, значительно более головастый.

Получалось, что питекантропы, синантропы и тому подобные — это параллельные, отставшие ветви человеческого развития, а все открытия Дюбуа, Вейденрейха, Блэка, Кенигсвальда и других, хотя и важны, но описывают лишь задворки человеческой истории, дальних вырождающихся родственников, в то время как наш великий предок — это «человек зари».

Понятно, если пильтдаунец был столь развит уже миллион лет назад, то, скажем, на уровне питекантропа он должен был находиться намного раньше, еще в третичном периоде.

Ничем особенно страшным нам, далеким потомкам, такой вывод не грозил. Ну, разумеется, кое-кто из расистов попытался использовать эоантропа: «Европейский человек уже в древности обогнал азиатских и африканских отсталых обезьянолюдей, откуда и пошло преимущество белой расы!»

Но мало ли как могут использовать всякое открытие расисты! И позволительно усомниться в том, что без эоантропа они, бедолаги, так бы ничего не придумали. Между тем пильтдаунский человек был фактом, серьезным фактом, разрушавшим многие стройные научные системы, и с ним приходилось считаться. В конце концов вполне нормально, что одна или несколько ветвей при развитии вида обычно вырываются вперед. Если естественный отбор создает, например, передовых и отсталых оленей или тигров-отличников и тигров-неудачников, то закономерно также сосуществование более и менее очеловечившихся обезьянолюдей.