- Да мне плевать! Мы кто? Мы - мясо! А вы нам ничего не сделаете! Нас много! С какого Хогга мы должны идти за вами?! Эй, слышите? Убьем их! - завопил он, указывая кривым пальцем на меня и подошедшую Жанну. Каторжники столпились вокруг. Я не видел их лиц, их застилала пелена снега. Снег проникал в глаза, залипал на лице, ветер больно хлестал по незащищенной коже. Мне вдруг стало невыразимо грустно. Я не хотел всего этого, мне искренне было жаль этих людей. Но Жанна сейчас права. Я молча посмотрел на нее. Спокойное красивое лицо. Для нее это не проблема. Жанна спешилась, молча передала мне удила. Я ласково потрепал напуганную лошадь по гладкой шелковистой шее и копнул носком сапога красный снег. Рядом со мной возник Теодуш:
- Что это они задумали, ирвен? Если что, я с вами! - прошептал он, на цыпочках приподнимаясь к моему уху. Я еле сдержал неуместную улыбку. Мы должны идти вперед, ведь от восьмого княжества нам навстречу идет еще отряд. Они же заблудятся в этом буране! Впрочем, я уже и не верил в существование этого отряда. Возможно, это тоже ложь. Зачем такие изощренные убийства? Массовая казнь куда показательнее.
- Убью, шлюха! - завопил вдруг бунтарь, выхватывая длинный кривой нож. Кто-то вторил ему. Каторжники еще не объединились, но волнения определенно начались. Многие просто боялись выступить против нас, но большинство поняло, что мы им ничего не сделаем. Хотя, насчет Жанны я не сомневался. Уж она-то пресечет все это.
- Внимание, многоуважаемые! Сейчас вы увидите фокус, - криво усмехнулась Жанна, не обращая внимания на пелену снега. Она взмахнула рукой, словно охватывая всех и привлекая внимание.
- Что, прям как у царя в постели? - грубо усмехнулся каторжник, не решаясь, однако, напасть. Послышался гогот. Но Жанна стояла, гордо расправив плечи и улыбаясь.
- Почти, - хмыкнула она. Ветер в этот момент подул особенно рьяно. Белой пеленой окутало все, я не мог различить даже лица Теодуша. Лошади испуганно заржали, Жаннина кобыла даже встала на дыбы. Я с трудом успокоил ее, поглаживая по шее. Изо рта лошади шла пена, а ржание подхватили остальные. Я закрыл глаза, уж очень сильным был ветер, снег попадал в глаза, крупа резала до боли. Когда ветер немного стих, на бело-кровавом снегу лежали четыре трупа. Смутьяны были жестоко наказаны, судя по искривленным от ужаса лицам - очень жестоко. Что ж, теперь нас ничтожно мало... Охи и ахи моментально стихли, только Теодуш испуганно жался ко мне, я же не счел нужным его прогонять. Этот поэт был мне симпатичен. Оставшиеся каторжники замерли, пристально глядя на Жанну стеклянными глазами. В них не было мыслей и эмоций - лишь слепое повиновение. Они напомнили мне прогоревшие поленья. Прогоревшие и ставшие бессмысленным пеплом.
- С этого момента, дорогие мои, делайте все, что я прикажу, - властно, но негромко, произнесла Жанна. Пятнадцать пар глаз уставились на Жанну, молча и преданно кивая головами. Потом произошло нечто и вовсе из ряда вон выходящее - все опустились на колени. Даже лошади, чьи вишневые глаза подернулись беловатой пленкой, а зрачки расширились.
- Источник далеко, приходиться еще и собственные силы тратить, зараза, - сквозь зубы пояснила мне Жанна. Я вздохнул. Это ее право, конечно. Тем более, не может же она допустить, чтобы кто-то узнал ее тайну. Тем более теперь, когда она получила доступ к источнику. Она и так очень хорошо себя контролирует. В белой пелене снега было видно лишь слабое красноватое свечение, исходящее от лба и запястий Жанны...
Дальше мы шли в молчании, закрываясь от пронизывающего ветра. Холод становился практически нестерпимым, но мы продолжали идти. Пару раз пришлось остановиться, чтобы свериться с компасом и картой, дабы буран не занес нас куда не следует. На присоединение отряда мы уже не рассчитывали. Буран все не заканчивался, а холод все усиливался. Просвета в небе не было видно, а мы шли, усыпанные снегом, как ходячие сугробы. Каторжников Жанна строго контролировала, погоняя и покрикивая. Они безропотно выполняли все ее указания, двигаясь, как марионетки. Я не вмешивался, хотя порой хотелось. Но, в конце концов, сейчас нам главное выжить. Тут Жанна права.
Так мы шли много часов. Дорога казалось бесконечной, а снег хлестал, как плетка раба. Отряд не присоединился, это было ясно еще с самого начала, но все же последняя надежда канула в реку забвения, когда мы прошли мимо развилки на Восьмое княжество. Белая дорога уходила вдаль, к лесам, а буран все мел и мел, засыпая наши следы.
Но вот буран начал стихать. Я вглядывался в проявившиеся деревья вдоль дороги, пытаясь рассмотреть что-то сквозь ставшую прозрачнее пелену снега. И вот, наконец, буран начал подходить к концу. Где-то высоко в небе появился просвет. Я вздохнул, потер посиневшие от холода руки, и объявил об остановке. Второй день пути подходил к концу.