Любой синоби видел лес за деревьями. В тот вечер Кейн четко понял, что телевиденье стало новой мощной мировой религией, со своими популярными проповедниками, догматами и моралью. Оно давало иллюзию свободы тем, кто был этой свободы лишен, заставляло поверить в то, что ты можешь стать кем угодно: миллионером и рок-звездой, артистом, политиком или рыбаком на островах Фиджи. Оно учило, какую одежду ты должен носить, какие продукты есть, на каких машинах ездить.
Реклама была отдельной темой, о которой Кейн долго размышлял все эти дни. Вечно безоблачное небо, крайне привлекательные девушками и отфильтрованное идеальное счастье было современным вариантом той утопии, о которой веками обожало фантазировать человечество. Реклама избрала путь въедливого, умелого внушения, подчиняющего в высшей степени элегантно; она отравляла разум, учила мечтать о вещах, которых у вас никогда не будет. Реклама заставляла поверить, что вы нуждаетесь в неком товаре. Но стоило вам завладеть им, как вас уже заставляли хотеть чего-то нового. Зрителей насильно приобщали к наркотику под названием «новинка», вся подлость которого состояла в том, что новинка очень недолго оставалась таковой. Быстро появлялась очередная новинка, которая превращала предыдущую в никому не нужный хлам. Реклама была злом, не несущим потребителю счастья. Ведь счастливые люди – не потребляют, сбыт подстегивали только страдания потенциального клиента. А для того, чтобы зародить в человеке жажду приобретательства, нужно было возбудить в нем темные, иньские чувства: алчность, зависть и огорчение. Эти атаки в мозг, навязывающие логотипы, прерывали телефильмы и любимые передачи, обращая человека в раба. Кейн профессионально интересовался любыми практическими и действенными формами подсознательного влияния. С каким-то даже восхищением он понял, что реклама – это первая в истории эффективная система господства человека над человеком. Такого глобального мракобесия, построенного на коммерческой основе, не знало даже мрачное средневековье.
Эти мысли нисколько не мешали Кейну получить удовольствие от просмотра ТВ – он отправился спать только по приказу родителей, около полуночи, до краев переполненный новыми впечатлениями.
Ночь в канун нового американского учебного года прошла без сновидений.
Утром второго сентября Кейна разбудил легкий шорох. Открыв глаза, мальчик увидел, что в его комнату заглянул Джон.
- О, ты уже проснулся? Доброе утро!
- Доброе утро, Джон.
- Окей, пошли завтракать, а то в твой первый день опоздаем в школу.
Мама на кухне намазала сыновьям тосты джемом, налила горячий шоколад и поставила на стол глубокие тарелки – как и многие другие кушанья, кукурузные хлопья с молоком Кейн пробовал впервые. За столом к ним присоединился Брэндон – грустный и не выспавшийся, за время летних каникул он отвык рано вставать.
- Не бойся Кейн, все будет в порядке, – ободряюще улыбнулась мама через плечо. Она стояла у раковины и в резиновых перчатках мыла посуду, оставшуюся после завтрака Джорджа, уехавшего спозаранку.
Чего он должен бояться? Кейн не понимал. На всякий случай мальчик кивнул, продолжая орудовать ложкой. Причины, по которым волновалась за него мать, были не ясны. Ведь не будут же его бить в первый день, «прописывая» в новой школе? Или все-таки будут?
Быстро поев, ребята взяли рюкзаки с учебными принадлежностями, и вышли во двор. Коротко стриженого парня, одетого в серые слаксы, модные туфли и оливковую рубашку с коротким рукавом, было не узнать. Кейн, проходя мимо зеркала в прихожей, сам был немного удивлен тому, насколько меняет человека одежда. От недавнего жилистого как стальной трос молодого ниндзя в рваном кимоно не осталось ничего. И это было хорошо. Хамелеон изменил свой цвет.
Надо еще немного отъесться, набрать в весе как все местные дети, –подумал Кейн.
Мама проводила их до машины, на ходу давая последние советы Кейну.
- Не волнуйтесь, мэм, теперь он в надежных руках, – заверил маму Джон.
Ирэн мимикой продемонстрировала сильное сомнение в этом.
- Все будет нормально, – подтвердил Кейн, по привычке пытаясь провести ладонью по косе. Его рука встретила пустоту. Брэндон улыбнулся:
- Не расстраивайся, волосы не зубы – отрастут!
Рюкзачки и Брэндона закинули на заднее сиденье новенького «BMW», а Джон сел за руль своей первой машины, подаренной недавно отцом.
Мама послала им вслед воздушный поцелуй, мальчишки на прощание помахали ей и выехали на улицу.
- Нравится моя тачка? Папа подарил на шестнадцать лет, – Джон притормозил на светофоре. – В этой модели идеально сочетаются аэродинамическая эстетика кузова и мощь шестицилиндрового мотора в 321 лошадь, что позволяет за 5.4 секунды развить скорость до сотни, – как пописанному отбарабанил счастливый водитель.
- Хорошая машина, – согласился Кейн, осматривая модерновый дизайн салона.
- «БиЭмДаблю» это лучшая тачка, – немного завистливо выступил Брэндон с заднего сиденья. – У меня будет не хуже.
- Катайся на скейте, салага, – Джон тронулся на зеленый. – Зачем тебе тачка, Брэнд? Тебе мозги нужны.