Девочка стояла и смотрела ему вслед. Она всегда так делала, когда он уходил. Ей казалось, что он уносит частицу и её собственной жизни. Он старый, и даже более того, он был единственным, кого она считала своим близким. Старик приходил каждые три дня, и девочка всегда ждала его. Старик проходил мимо неё, и казалось, в каждом его взгляде было больше доброты, чем она видела с момента смерти родителей. Этот взгляд измученного, слишком долгой жизнью, словно разговаривал с ней, и говорил он только хорошее. Старик наверняка тоже ждал встречи с ней, думала девочка, только он был не в силах этого высказать. Если бы он стал говорить, то вряд ли у него хватило бы сил на дорогу к вершине холма.
Одно мгновение сменяло следующее. День сменялся ночью, неделя приходила на смену предыдущей, месяц пролетал как птица. Вот и осень украсила деревья тёплыми оттенками, своего убранства. Она ударила холодными дождями, и пронизывающими ветрами. Девочка продолжала стоять у калитки с кружкой воды, и ждать своего знакомого. Дождь не пугал её, ветер не мог отшвырнуть её от распахнутой калитки, как не старался. Она боялась только одного, если старик не придёт в этот раз, то она останется совсем одна. Осенняя непогода могла отбить охоту выходить из дома у любого, но не у юной Салманы. Она смотрела вдаль с тревогой. Она боялась остаться в полном одиночестве.
Сперва слабый силуэт, потом и едва различимые звуки шаркающих шагов старика, принесли много радости маленькой девочке. Она хотела броситься к нему на встречу и обнять его, но так делать было нельзя. Она дождётся его как обычно. Она сможет. Теперь недолго осталось. Ветер, наверное, за что-то был зол на старика, он бросался на него с бешенной яростью. Старик часто останавливался перевести дух, но потом опять продолжал свой путь.
Поравнявшись с калиткой Салманы, он остановился, и посмотрел на девочку. Ветер вновь ударил в слабое тело старика, и тот упал на одно колено, а потом и на второе. Салмана аккуратно поставила на землю кружку с водой, и бросилась к старцу. Она помогла ему встать, и не отпускала его, пока не довела до вершины холма. Как же было радостно идти с ним вот так, рядом. Конечно, было нелегко. Но радости при этом, было больше. Старик не прогнал её, он принял её помощь, значит она для него тоже что-то да значила.
Девочка усадила старика на мокрую скамейку, и бросилась обратно в деревню. Теперь она молилась всем известным ей богам, чтобы родственники, не заметили её отсутствия. В этот раз ей повезло, но даже она в своём столь юном возрасте понимала, что так продолжаться долго не может. Рано или поздно родные заметят, а значит наверняка накажут, и сильно накажут. Но им придётся убить её, чтобы не дать помогать её старику.
День задался сложным, работы было на удивление много. Но к тому времени, когда старик должен был пройти мимо калитки, Салмана уже стояла и ждала его. Она смотрела вдаль, и не понимал, от чего старика всё ещё нет. Он должен был уже появиться, наверное, с ним случалась беда.
Маленькое сердечко забилось как сумасшедшее, в предчувствии худшего. Позабыв про все свои страхи, дитя помчалась к холму. Она бежала и не знала, что ей делать. Плакать было рано, радоваться вообще было нечему. Подбегая к вершине, она увидела осунувшуюся фигуру старика, который продолжал сидеть на своей скамейке, словно статуя. Его устремлённый вдаль взгляд был слегка жутковатым.
Салмана не сразу поняла, жив ли старик, или нет. Он сидит и ждёт её, она это поняла немного отдышавшись. Значит она ему тоже дорога. Девочка помогла деду встать, и повела его обратно. Теперь уж точно ей было плевать на то, как отреагируют на это родственники. Когда они вышли на окраину деревни, Салмана с мольбой посмотрела на старика:
– Деда, забери меня с собой. Я буду помогать тебе. Я буду тебя слушаться, только забери меня. – Её слёзы были крупнее капель дождя, она смотрела заплаканными глазами на старика как на последнюю свою надежду.
– Не следует дитяти жить с тем, кому и жить то нельзя. Живи с родными, так будет лучше. – Каждое его слово словно отнимало его жизнь.
– Они мне не родные. Тётя дальняя родственница моей мамы, а мама с папой умерли. С ними не лучше, лучше с тобой.
Дед подумал и сказал:
– Пусть не лучше, но зато правильно. – Старик затратил слишком много сил на разговор, оставшиеся нужно было потратить на дорогу. Девочка ещё долго стояла на окраине деревни, провожая взглядом, давно «растаявший» в дожде силуэт старика.
Она не спешила идти домой. Какая теперь ей разница. Дом её родителей пустовал, родные её на дух не переносили, опять станут бить, так может и пришибут, наконец.
Войдя во двор, она увидела весьма недовольную свою тётку. Женщина смотрела на ребёнка, словно та совершила наитяжелейший грех.
– Ну и где ты, шлялась, дрянь такая? – В её голосе было всё, и приговор, и неотвратимое будущее наказание.
– Я проводила деда до окраины деревни. – Девочка ответила безразличным голосом. Она уже махнула на себя рукой. Пусть орут, пусть бьют, пусть делают, чего захотят.