Еще вчера вечером, коронер. Сегодня утром он будет оповещать город. Пять раз прокричит, на разных улицах.
Если к завтрашнему дню ничего нового не выяснится, тогда поедешь в Калломптон, Кредитон, Тивертон и Хонитон, пусть глашатаи бейлифов прокричат то же самое в этих городах.
Хозяин, это же больше дня пути! — простонал писарь. — Я ведь не обернусь за такой срок на своей кляче.
Коронер был непоколебим:
— Это твоя работа, писарь. Ты получаешь от архидиакона бесплатное жилье, а от меня — четыре пенса в неделю на жизнь. Или тебе больше по нраву нищета?
Ответа не последовало. Томас погрузился в молчание, хотя спина у него заболела при одной только мысли о необходимости полтора дня провести на спине мула.
— Если и это ничего не даст в течение нескольких дней, придется разослать вестников дальше. От Оукгемптона до Барн-стейпла, дальше в Йовил, может, тебе, Гвин, придется даже отправиться в Саутгемптон, где пристают приходящие из Палестины корабли.
— А что, если он прибыл кораблем не в Саутгемптон, а в Пли-мут? — вставил клерк, увидев возможность расширить зону поисков для Гвина.
— Вполне может быть — так что не исключено, что твоей кляче придется ковылять до самого Плимута, Томас, — ответил коронер. — Но подождем. Посмотрим сначала, не принесут ли результатов поиски в близлежащих городах.
Гвин поднял с табурета массивное тело и набросил на плечи видавшую виды кожаную накидку.
— Пора отправляться в «Сарацин», повидать раненого. Если повезет, мы получим от него показания до того, как он отправится к праотцам.
Глава пятая,
в которой коронер Джон посещает раненого и присутствует, при двух повешениях
Пока они шуршали теплой одеждой, поскольку солнце успело скрыться, уступив место тучам и холодному ветру, Гвин напомнил коронеру еще об одной рутинной обязанности, которую надлежало исполнить этим утром:
— Я перенес расследование на час, потому что в полдень вы должны присутствовать на двух повешениях.
Джон совершенно позабыл, и лишь теперь вспомнил, что сегодня вторник, один из двух дней на неделе, в которые проводились казни. Смертные приговоры выносились и в шерифском суде графства, и в суде при городском совете и мэрии, а также в те редкие оказии, когда в город заглядывали королевские судьи. Право распоряжаться жизнью и смертью принадлежало, кроме того, баронским и поместным судам.
— И кого сегодня отправят на тот свет, Гвин? — поинтересовался он у помощника, когда они спускались от замка, направляясь в сторону Хай-стрит.
— Старого нищего, который накинулся на рыботорговца и похитил у него кошелек, и паренька, тринадцати лет от роду, за кражу оловянного кувшина.
Джон вздохнул, не испытывая, впрочем, особого отвращения, ибо публичные повешения представляли собой нечто обыденное и повседневное; больше всего его раздражала необходимость личного присутствия на казни, хотя ни у одного из преступников не было подлежащего передаче в королевскую казну имущества.
— Пара бедняков — честно говоря, даже пергамент жалко переводить на записи. Но ничего не попишешь, закон есть закон.
Они свернули направо, на Хай-стрит, главную, весьма оживленную артерию города, на которой большей частью располагались лавки торговцев. Большинство строений были деревянными, но временами мелькали и только-только начавшие появляться новые, построенные из камня жилые дома и мастерские, принадлежавшие более зажиточным горожанам. Перестраивались и многочисленные церкви, на месте деревянных сооружений возводились каменные, свидетельствуя о процветании города. Все дома были с крутыми крышами, по которым стекали столь частые на западе дожди. Вся вода в конечном итоге оказывалась на улице, покрытой слоем грязи, смешанной с мусором, который выбрасывали из продуктовых лавок, мастерских и жилых домов.
По крайней мере, Хай-стрит была вымощена булыжником, в отличие от Сент-Сайдуэллс, на которой жил Гвин. На немногих мощеных улицах грязь стекала в центральную сточную канаву, а оттуда устремлялась вниз, в реку Эксе; на остальных же улицах мусор и конский навоз, перемешанные человеческими ногами, постепенно превращались в клейкую жижу.
Таверна, названная именем извечного врага крестоносцев, располагалась неподалеку от западных городских ворот, на боковой улочке, вытянувшейся параллельно Хай-стрит. Нижний этаж здания был каменным. Увенчанная крутой камышовой крышей верхняя часть строения выступала за пределы стен, нависая над улицей. С улицы внутрь таверны можно было попасть через низенькую дверь, по обе стороны от которой располагались два закрытых ставнями окошка. К стене над дверью была приколочена гвоздями доска с неумело нарисованной головой, как следовало понимать, воина-магометанина, изображенной кричащими примитивными цветами.