Всего одного погожего дня хватило, чтобы подсушить все лужи, кроме самых глубоких. Голая земля не походила более на трясину, но и не была пыльной. Та часть дороги, что проходила по старому римскому тракту, который использовался вот уже более тысячи лет, по-прежнему была в некоторых местах вымощена булыжником.
Незадолго до наступления ранних сумерек бывший каноник достиг Хоунитона, где дорога раздваивалась и далее вела к двум древним римским поселениям — Йлчестеру и Дорчестеру. В привычном к путникам поселении имелись несколько постоялых дворов, предлагавших еду и ночлег странствовавшим между Эксетером, Корнуоллом, Саутгемптоном и такими крупными городами, как Винчестер и Лондон. Одним из них являлась таверна «Плуг», располагавшаяся прямо на тракте, неподалеку от центра деревни. Она представляла собою обширное одноэтажное строение с высокой соломенной кровлей и несколькими конюшнями и пристройками, неопрятно лепившимися по бокам и на заднем дворе. Передняя дверь была увенчана грубым деревянным плугом, крепившимся на железных скобах.
Писарь направил мула во двор таверны, где спешился, передав поводья десятилетнему мальчугану, исполнявшему обязанности конюха. Перекинув через плечо седельную сумку, он отправился внутрь, где за пенни договорился с хозяином о ночлеге и ужине.
К тому времени, как Томас покончил с обильной порцией жирной баранины, хлеба и сыра и пристроился у огня с кружкой сидра, его раздражение по поводу того, что его отослали из Эксетера, полностью улеглось. Как и его хозяин в «Буше» предыдущим вечером, он погрузился в блаженную мечтательность, порожденную плотным кушаньем и сидром. Он подумал, что если удача будет на его стороне и наутро хозяин таверны не возьмет с него плату за завтрак, то, благодаря щедрости сэра Джона, он станет на целых два пенса богаче. На какое-то время писарь предпочел позабыть о данном ему поручении, удобно расположившись на краю скамьи и наслаждаясь согревающим душу напитком и атмосферой спокойствия и уюта.
Где-то через час он неохотно поднялся от потрескивающего поленьями камина и направился к дальней стене комнаты. Там хозяин таверны вышибал пробку из непочатого бочонка с элем, пытаясь вставить на ее место деревянный кран, прежде чем некоторая часть содержимого выплеснется в подставленное снизу кожаное ведро. Полагая разумным не выдавать свою причастность к властям, клерк начал расспрашивать о покойном как о давнем приятеле.
Сие, однако, ни к чему не привело, поскольку дородный хозяин был более озабочен тем, чтобы не пролить эль, и, казалось, не мог припомнить своего прежнего постояльца.
— Это самая оживленная таверна на пути между Эксетером и Бридпортом. Я не помню и четверти народу, что здесь бывает, — убежденно ответил он.
— Даже человека с сарацинским мечом в изогнутых ножнах? У него еще была серая лошадь в яблоках с черным пятном на глазу.
Хозяин на мгновение задумался, придерживая бочонок на подставке. Затем он покачал головой.
— Нет, раньше тут много такого народу бывало, с мечами и лошадьми, но чтобы недавно — не припомню. Ты лучше конюхов расспроси, они чаще видят постояльцев и лошадей их тоже.
Томасу пришлось удовлетвориться таким ответом. Вздыхая и противясь сильному желанию разозлиться, он направился к двери и остановился на пороге. Тьма на дворе стояла кромешная, и, несмотря на отсутствие церковных колоколов, отбивавших время, он догадался, что оставалось всего несколько часов до полуночи. Когда глаза Томаса привыкли к темноте, он разглядел мерцающий свет за правым углом строения, видимо, от смоляных факелов, освещавших стойла. Он решил последовать совету хозяина таверны и направился в сторону конюшни.
Более опытный человек поостерегся бы разгуливать в одиночку в окрестностях проезжего тракта посреди ночи, но годы затворничества в монастырских кельях не подготовили Томаса к опасностям подобного рода. Стоило ему завернуть за угол, как неведомо откуда появившаяся рука схватила его за горло. Одновременно на его живот обрушился удар такой силы, что большая часть выпитого сидра и съеденного ужина выплеснулась изо рта, будто выпущенная из лука стрела. Задыхаясь и оцепенев от ужаса и боли, писарь все же понял по разразившимся вслед за этим проклятиям, что содержимое его желудка угодило прямо в лицо одному из нападавших, но торжество его долго не продлилось.
— Ах ты, грязная скотина, — по-английски прорычал разбойник, и возмездие быстро настигло Томаса в виде удара в лицо, расплющившего губу и заставившего кровь фонтаном хлынуть из носа, как эль из бочонка хозяина таверны.