Ишмаэль

– Эрон, я рассматриваю предметы и кое-что вспоминаю, но в воспоминаниях нет смысла. Мне видятся корабли, которые тогда строили, только те гигантские суда делали из металла. Они настолько огромны, что их собирали по частям и… и… – его рука дернулась, но Иш не смог сказать, что с ним происходило дальше. – Я вижу комнаты, знаю как они выглядят изнутри, помню цвет стен, даже то, как проложена проводка и где установлены розетки. Знаю, что для чего служит и как собираются детали приборов. Но все это напрасно.

Ишмаэль снова открыл глаза. С мрачным видом он стал осматривать причал.

– Я помню, но ничего не могу понять.

– Может быть, ты вспоминаешь о разных вещах, – спокойно сказал Стемпл, становясь рядом с ним.

Мимо прошла пара матросов-индейцев, затем бесшумной походкой проследовали китайцы. Все они направлялись к докам и не обратили на Иша и Эрона никакого внимания, очевидно решив, что те любуются пейзажем.

– Попробуй мысленно соединить воспоминания вместе, как во сне, продолжил Стемпл.

– Наверное, ты прав.

Иш повернулся к Эрону. В эту минуту его глаза были совершенно не такими, как у людей.

– Но где же я мог видеть такие горы?

* * *

– Иш, ты идешь?

Ишмаэль оторвался от газеты, которую изучал, сидя за большим столом в огромной полутемной столовой меблированных комнат миссис О'Шоннесси. Почти все остальные жильцы – постоянные и временные, как Эрон, Иш и Джошуа, разбрелись кто куда. Была суббота. Люди считали этот день каким-то особенным, но почему, – этого Иш никак не мог понять. Эрон надел свой лучший серый костюм и дорогую рубашку. В руках он держал шляпу, а подмышкой – трость.

– Я не вижу в этом никакой логики, – рассуждал Иш, – как можно «расслабляться», засиживаясь допоздна за рюмкой или понапрасну теряя деньги за игорным столом, да потом еще плестись домой под дождем.

Расслабляться – это расслабляться, отдыхать, ничего не делать.

Эрон засмеялся и исчез в сумерках. Кто-то еще прошагал через всю комнату. Двери открывались и закрывались, но постепенно в большом доме на Филберт-стрит все стихло. Лишь дождь стучал по подоконникам. Иш придвинулся поближе к керосиновой лампе и приготовился насладиться тишиной.

Он давно заметил, что люди – большие любители поговорить и продолжают болтать, даже когда и говорить-то, собственно, не о чем. «Как же можно жить среди них?» – подумал Иш, но сразу же прогнал эту мысль как совершенно ненужную и вредную. Он попытался поразмыслить о сегодняшнем происшествии на холме, но даже то, что тогда всплыло из глубин его памяти, теперь исчезло без следа.

Что же с ним случилось? Иша мучило странное ощущение, будто он должен был и не смог сделать что-то важное. Его пронзила дрожь, словно боль в висках и запястьях вновь вернулась, отозвавшись во всем теле.

Но едва Джошуа Болт вошел в столовую, Ишмаэль отбросил мрачные мысли.

Джош кивнул, молча взял несколько газетных листов и уселся за стол с противоположной стороны. Ишмаэль с трудом понимал, о чем написано в газетах, так как не мог привыкнуть к стилю, в котором пишут репортеры дешевых изданий. Его поразило то, что о страшной трагедии, случившейся в прачечной, когда двое ирландцев засунули в котел работавшего там китайца, репортер написал как о забавном происшествии.

К ним присоединился еще один постоялец с третьего этажа. Оказалось, что это – стройная темноволосая девушка в больших круглых очках с толстыми линзами. Джошуа молча протянул и ей пару газетных листов, и девушка погрузилась в чтение. «Вот еще один человек, ценящий тишину», – подумал Ишмаэль.

Через сорок пять минут девушка встала и тихо прошла в кухню. Иш слышал, как она наливала воду в чайник и ставила его на плиту. Затем она быстро развела огонь.

Джош поднял голову:

– Вы хотите заварить чай?

– Вам тоже налить? – отозвалась девушка из темноты.

– Будьте так любезны, если вас не затруднит.

В кухне задвигался огонек, и она вернулась, задувая на ходу свечу.

– Скоро будет готово, – пообещала она. – Вы…

– Джошуа Болт. А это – Ишмаэль Маркс. Мы из Сиэтла.

– О!

Девушка улыбнулась и заметно повеселела.

– Сара Гэй. Благодарю вас, – добавила она, когда Иш протянул ей очередные газетные страницы.

И снова тишина. Пока чайник согревался, они молча обменивались газетами. Затем Сара снова исчезла, чтобы принести дешевый японский поднос с тремя жестяными кружками.

– Кстати, заварка моя собственная. Я принесла ее с собой, так что не позволяйте хозяйке брать лишние деньги.

– Неужели хозяйка может их потребовать? – спросил Джош, поднимая голову. Сара хмыкнула:

– Она взяла бы плату даже за грязь с ваших ботинок. Вообще-то миссис О'Шоннесси неплохая женщина, но, как сама утверждает, жизнь – штука дорогая. Поэтому мы потихоньку стащим из кухни немного сахару и ничего не скажем о том, что брали ее ложки и кружки.

Она подала Джошу сахарницу. Белые кусочки сверкали словно снег. Затем девушка принесла пару круглых чайных ложечек.

– А почему об этом надо молчать? – спросил Ишмаэль.

– Хотите, чтобы вас заставили платить за пользование посудой? – она сделала круглые глаза.