— Можно сказать об этом и так: Адам и Ева провели три миллиона лет в саду, живя щедротами богов, и увеличение численности было очень скромным — согласно стилю жизни Несогласных, так и
— Да. Хитро закручено, но теперь я понял. Когда Адам взял плод того древа, он поддался искушению распространения жизни без предела, и поэтому та, которая предложила ему плод, зовется «жизнь».
Измаил кивнул.
— Когда пара из числа Согласных говорит о том, как прекрасно иметь большую семью, мужчина и женщина повторяют ту сцену у древа познания добра и зла. Они говорят друг другу: «Конечно, это наше право: распределять жизнь по планете по своему желанию. Зачем останавливаться на четырех или шести? Мы можем завести и пятнадцать, если захотим. Все, что нужно сделать, — это распахать еще несколько сот акров дождевого леса, и разве важно, если в результате исчезнет еще дюжина видов?»
16
Все-таки оставалось еще что-то, что не вписывалось в картину, по я никак не мог сообразить, как это выразить словами.
Измаил посоветовал мне не спеша подумать.
После того как я провел несколько минут в бесполезных попытках, он сказал мне:
— Не ожидай, что сможешь разрешить все вопросы на основании имеющихся знаний о мире. Семиты того времени находились в совершенной изоляции на Аравийском полуострове: они были отрезаны от других народов или морем, или потомками Каина. Насколько им было известно, они и их братья с севера могли представлять собой весь род человеческий, единственных людей на Земле. Наверняка они видели все происходящее именно с такой точки зрения. Они не могли знать, что лишь в этом крохотном уголке Адам вкусил от древа познания добра и зла, что Междуречье лишь одно из мест, где возникло земледелие, что во всем мире еще много людей, живущих так, как Адам жил до грехопадения.
— Верно, — сказал я. — Я пытался объединить это со всей имеющейся у нас информацией, но только, по-видимому, ничего у меня не получится.
17
— Думаю, можно с уверенностью утверждать, что история грехопадения Адама — самая известная во всем мире легенда.
— По крайней мере, на Западе, — согласился я.
— О, она широко известна и на Востоке: христианские миссионеры разнесли ее во все уголки мира. Для Согласных, где бы они ни жили, она очень привлекательна.
— Да.
— Но почему дело обстоит именно так?
— Думаю, потому, что эта история дает объяснение того, что пошло не так.
— А что именно пошло не так? Как люди понимают эту легенду?
— Адам, первый человек, вкусил запретный плод.
— И что, по вашему мнению, это означает?
— Честно говоря, не знаю. Я никогда не слышал осмысленного объяснения.
— Как насчет познания добра и зла?
— На этот счет я тоже никогда не слышал внятного объяснения. Думаю, что большинство людей понимает легенду так: боги хотели удостовериться в послушании Адама, запретив ему что-то, и не имело особого значения, что именно. В этом и состоит значение грехопадения — это был акт неповиновения.
— На самом деле, следовательно, никакого отношения к познанию добра и зла вся эта история не имела.
— Не имела. Но с другой стороны, думаю, есть люди, которые полагают, будто познание добра и зла просто символ... не знаю точно чего. Они думают, что грехопадение — это утрата невинности.
— Невинность в данном контексте равнозначна блаженному неведению.
— Да... Они имеют в виду что-то вроде такого: человек был невинен, пока не узнал различия между добром и злом. Когда он перестал пребывать в неведении, он стал падшим созданием.
— Боюсь, что все это для меня ничего не значит.
— Для меня на самом деле тоже.
— И все-таки, если взглянуть на легенду с другой точки зрения, она очень хорошо объясняет, что же пошло не так.
— Да.
— Однако люди вашей культуры никогда не могли понять этого объяснения, потому что думали, будто Писание составлено такими же людьми, как они сами, — не сомневающимися, что мир был создан для человека, а человек — для того, чтобы покорить мир и править им; людьми, для которых нет ничего слаще познания добра и зла и которые видят в земледелии единственный благородный и истинно человеческий образ жизни. Читая Писание в уверенности, что его авторами были люди, придерживающиеся их взглядов, они не имели никакой надежды понять его.
— Правильно.