— О, сотни, наверное. Крестьяне, перевозчики, рабочие на консервной фабрике, производители оборудования, упаковщики, грузчики и так далее.
— Прости меня, бвана, но это выглядит как чистое безумие: делать столько всего лишь ради возможности в любой момент полакомиться ямсом. Люди моего народа, когда захотят ямса, просто идут и выкапывают его, а если ямса не окажется, находят что-нибудь другое, не хуже, и сотням людей не приходится трудиться, чтобы у нас была еда.
— Ты упускаешь самое главное.
— Да, бвана, должно быть, упускаю. Я подавил вздох.
— Послушай, важно вот что. Если вы не имеете контроля над запасами продовольствия, вы живете по милости природы. Не имеет значения, что пищи вам всегда достаточно. Дело не в этом. Вы не можете жить завися от каприза богов. Такой образ жизни не подходит для человека.
— Почему, бвана?
— Ну... Вот смотри. Однажды ты отправляешься на охоту и убиваешь оленя. Прекрасно, просто чудесно! Но ты ведь не имеешь контроля над тем, чтобы олень тебе обязательно попался?
— Нет, бвана.
— О'кей. На следующий день ты снова отправляешься на охоту, но оленя, которого ты мог бы убить, тебе не попадается. Разве такого не случалось?
— Конечно, случалось, бвана.
— Вот видишь! Не имея контроля над оленем, ты не имеешь оленя. И что же ты теперь делаешь?
Измаил пожал плечами.
— Ставлю силки и ловлю парочку кроликов,
— Ну конечно. А ведь тебе не следовало бы удовлетворяться кроликами, когда тебе нужен олень.
— Именно поэтому мы и ведем постыдную жизнь, бвана? Поэтому нам следует отказаться от жизни, которую мы любим, и отправиться работать на одну из ваших фабрик? Только потому, что мы едим кроликов, когда не удается убить оленя?
— Нет. Дай мне докончить. Вы не имеете контроля над оленем, да и над кроликами тоже. Представь, что в один прекрасный день ты отправляешься на охоту, но не находишь ни оленей, ни кроликов. Что тогда тебе делать?
— Тогда мы будем есть что-нибудь еще, бвана. Мир полон еды.
— Да, но послушай... Если вы не имеете контроля
— Конечно, страдали, бвана.
— Ну и что тогда случается?
— Трава сохнет, все растения сохнут. На деревьях не растут плоды. Дичь исчезает. Число хищников уменьшается.
— И что происходит с вами?
— Если засуха очень продолжительна, наше число тоже уменьшается.
— Ты хочешь сказать, что вы вымираете, верно?
— Да, бвана.
— Ха! Вот в этом и дело!
— Разве умирать постыдно, бвана?
— Нет... Вот, понял! Главное в другом: вы вымираете, потому что зависите от милости богов. Вы вымираете, потому что думаете, будто боги должны о вас заботиться. Такое годится для животных, но вы-то должны быть умнее!
— Нам не следует доверять свою жизнь богам?
— Определенно не следует. Вы должны
Измаил удрученно покачал головой:
— Печальную весть ты нам принес, бвана. С незапамятных времен живем мы в руках богов, и нам всегда казалось, что живем мы хорошо. Мы предоставляли богам трудиться, они для нас сеяли и растили плоды и дичь, а мы сами вели беззаботную жизнь, и всегда в мире для нас было достаточно еды, потому что — видишь? —
— Да, — строго сказал я ему, — вы живы, но посмотрите на себя! У вас ничего нет. Вы наги и бездомны. У вас нет никакой уверенности в завтрашнем дне, нет комфорта, перед вами не открывается никаких возможностей.
— И все это потому, что мы живем от щедрот богов?
— Безусловно. В глазах богов вы имеете не больше значения, чем львы, ящерицы или блохи. В глазах
Измаил бросил на меня изумленный взгляд:
— Ты хочешь сказать, что мы нуждаемся в чем-то, чего боги давать нам не желают, бвана?
— Да, похоже, так. Они дают вам то, что вам нужно, чтобы жить как животные, но ничего сверх этого, чтобы вы могли жить как люди.
— Но как такое возможно, бвана? Как могут боги, которым хватило мудрости создать Вселенную, наш мир и всех живых существ в нем, быть настолько глупыми, чтобы не дать людям того, что им нужно, чтобы быть людьми?
— Не знаю, как такое возможно, но что есть, то есть. Таковы факты. Человек жил в руках богов три миллиона лет и под конец не стал жить лучше и никуда не продвинулся.
— Ах, бвана, воистину, странные вещи ты говоришь! Что же это за боги такие?
— Они, друг мой, — фыркнул я, —
— И как же нам это сделать, бвана?