Американская гигантомания — одно из первых, что замечают иностранцы, тот же Empire State Building настолько высок, что в него однажды даже врезался аэроплан. Вслед за ним было построено еще более колоссальное здание Всемирного Торгового Центра. Устав все время быть вторым после Нью-Йорка, Чикаго возвел «самые высокое здание в мире» — John Hancock Building, хотя разумнее было бы построить там дома для малоимущих и заткнуть асфальтом дыры на тротуарах, которые больше походят на лунные кратеры. Нет: наши гигантоманы продолжают загрязнять воздух мельницами компании Gary и прочими благами цивилизации. Голливуд продолжает рекламировать «многотысячную массовку» в каждой крупной постановке, как если бы огромным числом людей можно было затмить любые другие недостатки. Наши политики, в особенности президенты, всегда поражают поистине астрономическими масштабами государственных проектов, надеясь, видимо, отвлечь нас от того вопиющего факта, что все эти «войны» (с бедностью, наркотиками, азиатами, еще каким-нибудь бездельем) не приносят ожидаемых результатов. Даже читающая публика, рудименты до-маклюэнской эры, разделяют это великое американское заблуждение: издатели знают, что легче продать 1200-страничный том за 30 долларов, чем 200-страничную книжку за 10. Чем больше — тем лучше, таков наш национальный девиз. Если бы сам Аттила участвовал во Вьетнаме, на который правительство сбросило в три раза больше бомб, чем было сброшено на всю Европу и Северную Африку во время Второй Мировой, для подчинения страны размером с Новую Англию, и устрашения тем самым половины мира и большей части своего собственного населения, он мог бы лишь повторять «Это больше, чем раньше, это лучше, чем раньше».
Даже наши геи, которые заявляют, что не разделяют чувства «превосходства» американской культуры, и те подпали под магию больших цифр. Их каракули в сортирах описывают размеры члена, подходящие больше для Книги Рекордов Гиннеса — «У меня девять дюймов и я люблю морячков», «У меня четырнадцать дюймов и я люблю порку» и далее в том же духе. Все они, скорее всего, лгут, жеребцы пока не выучились держать в копытах ручку и корябать ею что-то на стене в туалете. (Они просто дурачат нас, и могу здесь сослаться на одного писателя-гея, которого знаю лично. Если же вы наберете надписанные снизу телефонные номера, однажды вам придется разговаривать и с полицией нравов, и с инструкторами колледжей, людьми из Общества Джона Бирча[36], и другими малоприятными джентльменами. Другой мой друг, гетеросексуальной ориентации, которого когда-то звали «Розой» и который утверждал, что «делает лучший минет в Бруклине всего за десять баксов», однажды обнаружил себя слушающим запись некой очаровательной старой леди, читающей детям библейские истории).
Наш уважаемый Мэйлер даже не подумал уведомить своих читателей о размерах грудей, распахнутых перед Пентагоном, хотя вообще довольно сомнительно, чтобы там был силикон. В общем и целом, девушки тогда предпочитали публичное кормление грудью, натуральную пищу, естественные роды, йогу и хиропрактики обычной медицине и питали глубокое отвращение ко всему пластиковому и искусственному. Как бы там ни было, и они и силиконовые звезды go-go — баров, каждые по своему, провозглашали возвращение богини. Пентагон, традиционная звездообразная форма которого напоминает о сатанинской магии, всегда жаждавший власти разрушения, был самым подходящим местом для демонстрации матриархальных ценностей. Поэтому вполне вероятно, что организаторы того митинга были знакомы с трудами Юнга и попытались воплотить его идеи на практике.
Надпись же «Пентагон сосет» в таком случае можно расценивать как попытку восставших обратиться к собственной исконной животной природе.
Глава 7. Чистосердечное признание
Я помню Мэрилин Монро на экране, напоминающую большую куклу, которая шепчет, поджимает губки и кажется такой доступной, такой уязвимой. Смотря на нее, я чувствую злость, даже унижение, сама не понимая, отчего. В конце концов, там ведь была и Джейн Рассел… да, это не просто та уязвимость, присущая всем женщинам с большой грудью.