Иштар Восходящая

Ее груди, из-за которых вавилоняне прозвали ее «Матерью с плодородной грудью», никогда не иссякали … лишь изредка сокращались, стилизуя собой кольца или спирали, но чаще были вожделенно вздернуты, числом своим только умножая выразительность. Великая Диана Эфесская изображается обычно многогрудой — не менее 16 — равно как и мексиканская богиня агавы Майагуэль, у которой грудей было ровно 400. Функция их вполне очевидна, одна же из самых прекрасных и трогательных картин рисует нам ее с младенцем у груди, отчетливо вызывая в памяти Исиду с маленьким Гором и ее аналоги в Уре, доисторической Сардинии, Мексике, Перу или современной Африке, а также бесчисленные примеры девственниц с ребенком в христианском искусстве: здесь, особенно в период позднего средневековья, проявилась нежность и интимность изображения, некий синтез присущей животным заботливости и высокой духовности, утраченной сейчас при созерцании этих шедевров…

Более того, богиня, описываемая нами, была не просто человеческой матерью, кормящей человеческим молоком дитя из плоти и крови, но и не полностью божественной матерью с плотским либо божественным чадом: сосцы ее источали не молоко, но мед — в преданиях Палестины, страны молока и меда, где служительницы ее звались Melissai — «пчелы» — и где храмы ее были похожи на ульи. Эскимосы вообще верили в то, что груди богини рождают сонмище какой угодно рыбы. Она, таким образом, не только порождает жизнь, но и обеспечивает ее пропитанием, удовлетворяя ее нужды, и именно она, «Альма Матер» и величайшее из чудес, наполняет мудростью зрелых ученых мужей. Она, говоря короче, есть источник всякой пищи, и духовной и материальной.

Неудивительно ли поэтому, что она гордится своей грудью, естественно выставляя ее напоказ и предлагая каждому во всей полноте…[10]

Статуи богини, запечатлевшие ее держащей груди в «предлагающем» положении, были найдены на всем пространстве доисторической Европы и Азии, и когда-то они все должны были быть обобщенным образом матери с младенцем, позднее заимствованным римским христианством.

В отличие и вопреки оральности самого Иисуса, иудеохристианство как религия строго анальна[11], а их суровый бог-отец попускает бесконечные жертвоприношения, неся в сердца не радость и любовь, но долг слепой покорности, угрожая неверующим вечными садистскими истязаниями. Модели Фрейда здесь вполне согласуются с историей, по крайней мере, западной, начинаясь от орального блаженства и заканчивая анальными опасениями и тревогами.