Исиза Тан Бул

Путешественники поспешили пустить лошадей галопом торопясь добраться до крепостных ворот. Поторопили и волов, тащивших тяжёлую арбу с Ань Ти Нетери. В эту ночь она с удивительным своеобразием сочеталась с луной своей жгучей и чарующе красотой. Иссиня-чёрные волосы ниспадали на прикрытую грудь, обрамляли продолговатое, безупречно очерченное лицо. В лице было что-то горделивое. На нём огромный карий глаз, левый – слепой глаз, прикрыт; ресницы и брови под цвет волос, кожа жёлто-смуглая, губы свежие – будто вишни, жемчужные зубки. У женщины грациозная и изящная шея, безукоризненной формы руки, тонкий стан – будто у лозы, глядящей в воды озера, и хорошенькие босые ножки. И всё это прикрыто от мороза.

Наряд у Тейи был оригинальный и пёстрый, голову украшала меховая шапка, которая чудесным образом сочеталась с копной светлых волос. Шею её украшал шарф, отбрасывающий золотистые блики, рдевшие, как отсветы пламени, в ночи. Дублёнка была сшита из тончайшей овечьей шкуры. Стан перепоясан был поясом с золотой бахромой. Дублёнка рябила от резкого сочетания ярких красок вышивки, наряд был прелестен и пленил взор. Ань Ти Нетери сидела на скамеечке под пурпурным балдахином арбы, спустив с неё ножки в валеночках. Искристая воздуха приоткрыла их серебристой вуалью.

Ночь и вовсе легла на красную землю. На крепостных башнях, не смыкавшие глаз воины, рассказывали друг другу, что ночами являются образы тех, кто погиб смертью и кружатся над стенами. Упоминали об волхвах, напоминавших о себе волчьим воем. Видели воинства лохматых теней, которые столь близко подходили к мосту города, что стража трубила тревогу. Такие ночи предвещали немалую тревогу. Встреча с такой тенью не сулила ничего хорошего, правда не всегда следовало предполагать недоброе, ибо перед воротами иногда и обычный человек возникал как тень, так что только чьей-то мёртвой тенью и мог быть сочтён.

Поскольку над городом спустилась ночь, ничего не было удивительного в том, что возле ворот, на мосту возникли не то тени, не то человеки. Луна, как раз выглянувшая из-за облачка, выбелила лунным светом местность. Возникшие на мосту облики то белились во тьме, то меркли. Кавалькада всадников приближалась к створкам ворот, тихо и медленно, будто кралась. Ветер задувал с севера поднимая морозные искринки. Но вот поглощённые чернью облики пропали. В бледном сиянии ночи слыхать было только скрежет засова. Грохот прекратился, заглушились голоса. Наступила мёртвая тишина.

Глава – 2

Ешь до сытости, не терпи лишения. Плод уст вкусит добро, преступник же вкусит зло. Хранящий уста свои бережёт душу свою. Не раскрывай рта, тому беда. Ленивый желает и мечтает, но тщетно. Притчи Тин_ниТ.

Итак, Тайт Мосул пройдя путь от храма Мелькарта, что в Пан Ти Капуе вступил на улицы Бел Города на Днестровском лимане. Он оказался в богатом городе, защищённом обводной стеной из каменных глыб, охватывавших всю периферию холма. Город почти весь состоял из дворца Баркидов. В городе было около двадцати тысяч жителей, не считая двух тысяч человек гарнизона. Человек, назначенный на должность «Тот-Кто-Над-Городом», был назначен не только для того, чтобы защищать стены, но и взыскивать непосредственно с граждан несколько монет, которые затем хранились в казнохранилище города. Поступление денег сулило должностному лицу дальнейшую карьеру.

Представь себе, дорогой читатель, с какими чувствами узнали о приближении Тайт Мосула жители города. Ведь известно было, что на уме у Тайта. Народу в этом уме доставалась военная сноровка и некоторое участие чтобы поставить Исиду над новым краем. И оттого люд этого места насыщался энергией отваги: тяготея от торговли, покоя и мира граждане с радостью доверялись доблести Тайт Мосула и небесного теперь отца – Гет Бел Ра Амона (Баркид). Тартессии, сплочённые у плодотворной сосновой шишки и черепа коня, уже именовали его «блестящим, как солнечный диск».

Женщины здесь носили широкий платок, а одевались самым обычным образом, тут был тиникийский (красный) привкус моды, женщины ходили в червлёных платьях, а талии были обвиты красными поясами. Мужчин ещё не видели в кольчугах. Что касалось этих мужчин, то они постоянно, с хвастовством, твердили о воинских подвигах вождей их племени. Ещё мужчины развлекались под узорчатыми колоннами храма пением о воине коротавшего свою жизнь на землях жизнетворца. Судьба и защита имела для них большое значение. Беспокойство горожан было бы ещё сильнее если бы они могли подслушать разговоры, которые вели между собой мать с сыном. Узнать планы прежде, чем предприимчивые человеческие сущности сообщат что-либо народу со всей решительностью.