Иск Истории

Через тридцать три года, треть века, в ином тысячелетии, делегация ивритских писателей наносит ответный визит в Литву по приглашению Союза писателей литовских. Пересадка в Копенгагене. Всего один час полета по прямой линии через Балтийское море отделяет страну Данию, где спасали своих евреев, от другой страны, Литвы, где их убивали еще до прихода нацистов. Прилетаем в ночь. Аэропорт пуст. Зажглись огни с приземлением нашего самолета.

Вот уже и двадцатое столетие, несмотря на отчаянные попытки застолбить заглавными буквами войны, катастрофы, великие открытия и еще более великие (по масштабу) убийства, целиком ушло в мелкий шрифт.

Везут нас в гостиницу «Тилто». В ночном пустынном городе с редкими прохожими осваиваем окружающее пространство с набережной над рекой Нерис на севере, зданием театра оперы и балета в парке на востоке. По улице Тилто выходим на запад, к огромному собору в парке, уходящем вдаль, над которым высится подсвеченная огнями башня Гедимина. Просыпаюсь совсем рано, обливаясь потом, погруженный в неимоверную духоту. Оказывается, солнце восходит впрямую над окном моего номера. Завтракаем в кафе гостиницы, расположенном в цоколе здания. За треть века меню не изменилось ни на йоту: яичница, блинчики со сметаной и кофе. У входа нас ждет черная «Волга». Сопровождает нас молодой поэт иного, нового поколения Алишанка – высокий, худощавый, светловолосый парень, великолепно говорящий по-английски. Ведет себя с ненавязчивым достоинством хозяина, принимающего гостей.

Он родился намного позже Второй мировой, свидетель иных событий в своей стране, у него иные предпочтения. Едем в Каунас. По дороге заезжаем в места, где стоят памятники «лесным братьям», сражавшимся за независимость Литвы против советской тирании. Все ясней и навязчивей у меня возникает ощущение, что он как бы видит в нас не евреев, а израильтян, что для него вовсе не одно и то же. Ведь израильтяне тоже боролись за свою независимость против того же монстра – советской тирании. У нас же там есть даже Тиранские проливы. Еврей и израильтянин у него не смещаются в единое целое. И каждый раз, уважительно выслушивая у какого-нибудь очередного креста про подвиг захороненных под ним «лесных братьев», спрашиваем: «А где здесь поблизости расстреливали евреев?» И всегда такое место оказывается рядом.

В Каунасе первым делом посещаем пять же «Музей чертей», немного обветшавший, но намного прибавивший в бесах, мелких и крупных. В здании напротив музея находится каунасское отделение литовского Союза писателей. После официального знакомства председатель угощает нас обедом в непринужденной обстановке, спрашивает израильтянина: «Ну, как вам нравится Литва? Вы здесь в первый раз?» «У меня здесь убили деда и всю его семью», – отвечает израильтянин. «Да. Но сейчас, понимаете, время другое», – растерянно выдавливает из себя председатель. На этой неприятной ноте пожимаем друг другу руки и расстаемся. Заходим в музей Чюрлениса. Все это знакомо, удивительно, но, конечно же, не потрясает, как в первый раз да в молодые годы. Тогда, в деспотическое время, это ощущалось как глоток свежего воздуха, воздуха, который советской власти так и не удалось направить в нужное ей русло. Везут в Девятый форт, ведут через выросший рядом музей, где опять вступаешь в мертвые гибельные воды, в которые, оказывается, вопреки Гераклиту, можно не то что дважды входить, а несчетное число раз. Ведут в камеры, где в тесноте дожидались смерти. Тяжесть пустынных жерл бетонных тоннелей спирает дыхание. Кажется, уже никогда отсюда не выберешься. А вот здесь, показывают, группа евреев сумела бежать из Девятого форта. Вырываемся в пространство, под нависающий над головой огромный памятник погибшим, осеняющий непотопляемые поля массовой безымянной, и все же еврейской, смерти. Странно, что вот речка протекает, коровы щиплют зеленую траву, машины беззвучно бегут по дальнему шоссе.

Каждому – свое. Двести пятьдесят тысяч литовцев было депортировано в Сибирь, в ГУЛаг, сказал гид в музее. А я думаю о двухстах тысячах евреев, скошенных пулями, лежащих в этой земле, которую они в галутном порыве благодарности называли чуть ли не второй землей обетованной. Литовцы педантичны в цифрах. По статистике, на этой земле живет более восьмидесяти процентов литовцев, около девяти процентов русских, около семи процентов поляков, полтора процента белорусов, один процент украинцев, а на всех остальных, включая евреев, приходится всего семь десятых процента. Сумели все-таки свести подчистую.

На следующий день едем в сторону Зарасая, на северо-восток.