Комната вновь заполнилась лязгающим звуком. Гремели звенья цепочки, а боксерский мешок не прекращал болтаться из стороны в сторону.
Злость внутри меня расцветала с бешеной скоростью. Я впечатывал кулак в мешок снова и снова.
Еще раз, еще раз и еще раз.
Здесь было все: разрушенная любовь, боль утраты, отвращение к себе, ненависть. Возглавляла список несправедливость: убийца остался безнаказанным.
– Я убью тебя! – я закричал, когда перед глазами застыл образ убийцы.
Отчаянно взревев, я с удвоенной мощью набросился на боксерскую грушу. И с каждым ударом разрушающая меня изнутри ненависть выходила наружу.
Еще серия ударов, и пот градом скатился с лица. Воздух шумно вышел из легких, когда я обессиленно облокотился на стену, а затем сполз на пол.
Я выпустил пар, и стало чуть легче. По крайней мере, ярость и гнев испарились.
Сбивчиво дыша, я размотал бинты. Моя майка неприятно прилипала к телу, и я отправился в душ. Прохладные потоки воды смыли усталость и боль, оставив место решимости.
Накинув на себя первые попавшиеся под руку чистые вещи, я направился в то место, которое напоминало о Мии.
Я знал, что иду резать себя без ножа, но сегодня не позволю себе колебаться. У меня больше нет на это права.
***
– Одним сеансом не отделаешься, Рэй. Будем два дня контурить и через месяц закрашивать, – сквозь жужжание роторной машинки раздался спокойный баритон Алекса.
В зеркальном потолке я мог наблюдать, как черты крыльев на моей груди становились выразительнее. Моя ключица немного ныла от постоянного поверхностного зуда, но больше всего болела поясница из-за того, что я слишком долго пребывал в одном и том же положении. Я представлял, какой ужас творился с позвоночником Алекса. Тату-мастер уже третий час подряд находился в позе работника плантаций, лишь изредка позволяя себе покрутиться на стуле, чтобы наградить меня хрустом затекших суставов.
Наконец настал очередной кратковременный перерыв. Алекс уставился на одну из моих первых татуировок, сделанную три с половиной года назад.