Четвёрка настороженно помалкивала, оставив своё мнение при себе. Очкарик сидел чуть ссутулившись, занятый какими-то одному ему ведомыми расчётами.
— Дамы, у вас есть какие-нибудь пожелания? — Молох перевёл взгляд на близняшек. — Не стесняйтесь, желание женщины — закон. А что хотят две женщины, то угодно и богу…
Шатенки игриво хихикнули и прижались к Шатуну, продолжая проказничать ручками.
— Понятно. — Молох брезгливо усмехнулся и бесстрастно уставился на рыжую. — А у вас?
Виктория отрывисто мотнула головой, её губы, похоже помимо воли, царапнула разочарованная усмешечка, тут же скрывшаяся без возврата. Лихо неслышно выдохнула, подавляя краткую, непроизвольную дрожь в пальцах. Что поделать, нет у нас полностью бесстрашных…
— Как скажете. — Сумасшедший закрыл глаза. — Тогда все могут быть свободными. Кроме нашей гостьи.
Рядом с Лихо явственно
Соратники слегка увяли. Косвенными причинами этого стали недвусмысленное взятие оружия на изготовку всеми присутствующими порчеными и Сфинкс, застывший в расслабленной позе, с подначивающей улыбочкой на лице.
Лихо поднялась, ощущая, что сознание словно раздваивается, окуная её в какое-то новое состояние. К себе не было ни жалости, ни презрения, ни злости, просто она чувствовала себя как-то
— Я надеюсь, эта ночь будет незабываема?
Потом она шла в сопровождении всё того же белобрысого, поднимаясь на второй этаж заведения.
В голове крутилась только одна мысль, прикипевшая, застрявшая намертво. «Всё пройдёт…»
Книжника с Алмазом увезли. Судя по всему — обратно в бомбоубежище. Шатуна отправили в неизвестном направлении в обществе близняшек.
— Сюда? — Блондинка остановилась перед единственной дверью, которой заканчивался неширокий коридор на втором этаже. — Или дальше?
— Открывай, — скомандовал Сфинкс. — Дальше тебе всё разъяснят.
Показалось или нет? Лихо надавила на дверную ручку, опуская её вниз, а привычка улавливать оттенки человеческой речи уже констатировала наличие некой иронии в слове «разъяснят». Дело было даже не в самой иронии, а в том, что любые насмешливые интонации Сфинксу присущи не были. Во всяком случае, за непродолжительный период их общения Лихо не заметила ничего подобного. Нет, конечно же, это может быть ошибкой, приключившейся от элементарного недостатка информации, а может быть, что-то стоящее. Во всяком случае — это был первый признак того, что кто-то проявляет к Молоху хоть какие-то иные чувства, кроме почтительной боязни. Посмотрим, учтём, намотаем на воображаемый ус, да поплотнее…
— Заходите, заходите… — Молох стоял к ней спиной, возле окна. — Сфинкс, благодарю. Можешь быть свободен. До завтра.
Дверь закрылась. «Бутафорский властелин», оставшийся в наряде звездочёта — или кого там? — медленно повернулся к блондинке. Так медленно, что это походило на старательно отрепетированную сценку, на какое-то заимствование… Лихо ждала.
Помещению, в которое её привели, больше всего подходило бы определение «апартаменты». Бросающаяся в глаза своей явной дороговизной внутренняя отделка: потолочная роспись, уцелевшее зеркало во всю стену, шикарная мебель, сохранившаяся почти идеально…
— Иди сюда.
— Может, сначала сполоснуться? — Лихо с некоторым сомнением понюхала своё плечо. — Конечно, если есть необходимость, то можно и так…
В следующее мгновение её с ног и до головы окутало дыхание боли. Не кромешной, выворачивающей наизнанку, а несильной, терпимой.
Пронзило и сгинуло.
— Это на всякий случай, — безмятежно улыбаясь, пояснил шиз. — Чтобы ты не забывала, кто тут правит бал. Чтобы не возникло ни одной, даже самой дохленькой иллюзии, что меня можно свергнуть, как простого смертного. Я бессмертен. Я — Молох!
«А если моргала выколоть? — Лихо внутренне ощерилась, внешне нацепив маску покорности. — Совсем выколоть. Кощеюшка тоже пыжился, да на иглу сел. От передоза не крякнулся, но хорошим дело всё равно не закончилось».
Блондинка не сомневалась, что при первой же возможности сумеет свернуть шею этому тщедушному фигляру. А что далее? Хорошо, если «Дискавери» Сфинкса стоит там же, где и стоял, и деактиватор можно будет прозаически достать из бардачка. А если нет? Без
— Садись. — Псевдобог указал на стоящее в углу комнаты кресло. Роскошное, кожаное, глубокое.