Искать, всегда искать!

На другой день, пренебрегши училищем, Леня, сопровождаемый Петьками, пошел в сад на учебную стрельбу. Они взяли одну только винтовку. Каждому удалось сделать по одному выстрелу и выбросить затвором по одному пустому патрону, и каждый из них попал в цель, потому что цель их, - кусок газеты, пришпиленный к снежной глыбе, - была всего в двадцати шагах, но неожиданно вслед за третьим их выстрелом просвистали над ними чьи-то звонкие пули. Винтовку они бросили и кинулись между кустов врассыпную по направлению к Каменьям. Там они и отсиделись до вечера, - Леня у Юрилина, - так и не поняв, кто именно в них стрелял откуда-то издалека, и не зная, кому досталась брошенная ими винтовка.

Зато, уединившись потом, они занялись патронами, освобождая их от пуль и от пороха. Они смутно представляли, на что может пригодиться им куча рыжего бездымного пороха, - думали только, что им они могут взорвать при случае что угодно, но насчет пуль они твердо знали, что из них выйдут летом отличные грузила.

Это занятие они повторили позже, в конце января девятнадцатого года, когда петлюровцы были уже выбиты из города, после трехдневной пальбы, советскими войсками.

Они не знали об этом: просто была очередная пальба, свистели везде пули, рвались снаряды, совсем нельзя было ходить в училища - и они все трое деятельно возились на крыльце большого дома со своими патронами, благо стояла оттепель, - и вдруг их покрыла чья-то длинная тень: это был красноармеец с винтовкой за спиною.

Красноармеец был не из молодых, худой, с морщинами вдоль щек. Он присмотрелся внимательно ко всем трем и спросил тихо:

- Что же это вы, ребята, делаете?.. Па-тро-ны?

- Нет, до этого мы не дошли, - за всех ответил Леня. - Пока что только пули из патронов достаем.

- Пули?.. А зачем же вам пули?

- Как же зачем? Для рыбной ловли...

Красноармеец пытливо оглядел и Леню и других и сказал расстановисто:

- Это прямая порча боеприпасов. Та-ак... Вот чем вы занимаетесь. А где же вы взяли столько патронов?

- Нашли вон там в саду. В снегу были закопаны.

Красноармеец подумал и потом не спеша начал забирать целые еще патроны горстями и ссыпать в карман шинели. А так как следом за ним подошли еще два красноармейца помоложе, то первый сказал:

- Ну вот, теперь мы, ребята, разберем до точки, кто вы такие есть и почему это патроны у вас... Так, ребята, оставить этого нельзя, и мы у вас тут обыск сейчас сделаем.

Тогда Петька садовников, как самый хитрый из трех ребят, очень дружелюбно улыбаясь, сообщил:

- А разве ж мы только патроны нашли?.. Мы еще и семь винтовок нашли, здесь спрятали, а не то чтобы патроны одни.

- Это чьих же таких винтовок? - прикивнул своим морщинистый.

- А черт их знает чьих. В снегу нашли...

- И почему не сдали, если нашли?

- Во-от! Сдали чтобы... - еще дружелюбнее заулыбался Петька. - Бандитам их сдать, чтоб они из них постреляли нас? Они же ведь не рабочая армия... А вам мы, конечно, сдадим.

И винтовки были отданы красноармейцам.

На другой день Леня читал в местной газете "Известия" несколько новых приказов. Между прочими приказами запомнился Лене особенно один, о том, что "лица, виновные в производстве самочинных обысков и арестов, будут расстреливаться".

Бандиты обыкновенно требовали, приходя по ночам, чтобы им открыли двери для обыска. Приказ был издан явно твердой властью. Уже в феврале писали в газете, что бандитизм в городе пошел на убыль, и хотя Ольга Алексеевна сильно сомневалась в этом, все-таки занятия в школах наладились, жалованье учителя стали получать в срок; налетов на квартиру Слесаревых не было; теперь пальто свое Ольга Алексеевна носила до самой весны... К лету же опять все смешалось.

Красная Армия отступила на север под натиском деникинцев. Через город потянулись бесчисленные подводы гуляйпольских и соседних с ними крестьян с женами и детьми и со своим скарбом, так как деникинцы разгромили Гуляй-Поле и все окрестные села, чтобы в тылу у них не оставалось махновской базы. Говорили в городе, что на сотни верст растянулись эти обозы, - сотни тысяч людей бежали из своих сел куда-то на запад, не зная сами, куда именно бегут они.

- Кончено... Что же это такое? Великое переселение народов? - спрашивал Леню отец, и глаза у него даже под очками казались совершенно белыми от испуга.

Улыбаться он перестал уже давно; возмущаться перестал после того, как с него сняли пальто засветло на улице. С того времени все глубже погружался он в испуг, точно шел по трясине и дошел уже до таких топких мест, что еще шаг-два - и конец, и не спасет уж никакая помощь. Он и говорить начал как-то хрипло и тихо и часто стал вздергивать голову, прислушиваясь и осторожно и медленно оглядываясь по сторонам.