Искатель

Хейвард достал его из-под плаща. Металлический вытянутый предмет, с небольшим расширением на конце, похожим на наконечник стрелы. Начищен до блеска, наверняка не без магии — на металле не оставались даже отпечатки пальцев. Основная часть артефакта была плоской, а на ней красовалась какая-то не то надпись, не то просто последовательность символов. Один из них — схематичное изображение черепа, вписанное в круг, — казался Хейварду знакомым, но узнать он его никак не смог.

Хейвард повертел артефакт в руках, но не заметил ничего примечательного. Магии он не чувствовал, но он и был всего лишь смертным, никак этому искусству не обученным. Возможно, тот же Нэонал или Цоццорг могли бы что-то почувствовать, но в Трибунале и без того магии полно, наверняка не заметили.

«Зачем Нэонал оставил его мне? — Хейвард осторожно завернул артефакт обратно в плащ. — Условиями, которые он поставил перед Арналем, он добился для меня максимальной свободы. Зачем? Чтобы я мог продолжить расследование? Я не могу: дальше надо будет вступать в конфликт с идрилами, а у меня не хватит на это сил. Чтобы я как-то использовал артефакт, и он не достался идрилам? Слишком сложно: лучше было бы забрать его сразу. Тогда… Зачем?»

Хейвард раздражённо хмыкнул. Чёрт бы побрал этих Бессмертных с их интригами! Лучше бы дивв сразу забрал эту штуку. Лучше бы сам Хейвард успел сдать её Цоццоргу. Всё лучше, чем держать у себя непонятно что, нужное сразу всем…

Хейвард вздохнул. В самом начале, когда он только узнал о Трибунале, он решил, что в Рейборе найдёт своё место именно там. Не из-за фанатичной приверженности нерушимому порядку, как Сайкс, но потому, что Трибунал казался единственной силой, достойной поддержки. Первые несколько миров, виденные ими тремя, управлялись разрозненными государствами, совсем как у них дома; и эти государства, совсем как дома, постоянно враждовали, воевали, соперничали. В отличие от родного мира Хейварда, в большинстве таких государств слыхом не слыхивали ни об огнестреле, ни об аспирине, ни о каких других достижениях цивилизации. В мирах Старших рас, наделённых при Трибунале куда большими правами, было чуть получше — но только для самих Старших, или же для тех, кто рабски покорно им служил. То же — у Бессмертных, только там на место подчинённых смертных вставали подчинённые Старшие, а смертные превращались в рабов вполне буквальных.

Трибунал же… По крайней мере, на первый взгляд Трибунал предлагал нечто иное. Все миры представлены одинаково, среди Служителей можно было найти представителей всех рас, даже людей и грайдцев, считающихся самыми обделёнными магией. На словах Трибунал должен одинаково ревностно оберегать всех жителей Рейбора, пресекать всю несправедливость, невзирая ни на что…

Скоро, однако, Хейвард понял, что, совсем как в его мире, доверять организациям со всеблагими намерениями не стоило. Были в Трибунале и верные Служители, вроде Кирании, и прямолинейно-принципиальные, как Цоццорг, и искренне верящие в то, что защищают, как Нэонал. Но большинство было чем-то похоже на Илеля: принёсшими в Трибунал все свои предрассудки и убеждения, рассматривающими его лишь как место для дальнейшего упрочения положения. В самом лучшем случае это были дипломаты, как Арналь: вежливые и строго соблюдающие политес, но на самом деле готовящиеся вонзить собеседнику в спину нож.

И всё же почему-то Хейвард оставался тем, кем он был: Искателем Трибунала. Возможно, потому что не видел другого выхода. Потому что с тем же он столкнулся и у себя, дома. Он воевал, он разыскивал, он выведывал, он убивал ради цели, которую считал великой. А потом оказалось, что великой она была только для него да ещё горстки подобных чудаков. Для остальных это была просто возможность заработать.

Тогда Хейвард ушёл не сразу. Он медленно отстранялся, уходя на всё более и более сложные задания, отдаляясь всё дальше и дальше от городов и проводя всё больше и больше времени среди застрявших в каменном веке племён, а не среди своих сородичей. Ещё чуть-чуть — и он ушёл бы жить в прерии насовсем, оставив позади всё, что знал и к чему привык…

А потом он встретил Мэри. Это случилось достаточно поздно в его жизни, когда он уже был убеждён, что познал всё. А после встречи с ней его внезапно снова потянуло к городам — точнее, в один-единственный небольшой городок на границе обитаемых территорий. Как-то снова перестали вызывать жгучее раздражение люди, мир перестал быть таким угрюмым, появилась надежда…

Через два года у них появилась Хоуп, и всё вокруг казалось ещё красочней. Жизнь стала идеальной, как никогда.