Искатель, 1962. Выпуск №1

Кумало лежал неподвижно, обливаясь потом. По телу разливалась приятная теплота. Он обмяк, словно расплылся по земле. Мысли тоже плавились. Где-то глухо шумело. Что это? Ничего. Работает сердце. А каково там Жану? Никакой тени. Солнце жжет врага Африки. Хорошо… Солнце светит и над Цангу. Цангу умерло. Он, Кумало, не считая раненой Фиви, последний человек, оставшийся в живых из целого селения… Гиппопотамы пришли с реки и пируют в его саду. Джунгли уже вступили в деревню. Кумало увидел себя на улице, заросшей кустами. Кусты лезут в хижины, на крыши. Вместо пальм — обломанные слонами голые стволы. Вокруг высокий лес, затопивший Цангу, лес и слоны, ломающие пальмы. Кумало сердится на огромных клыкастых мародеров. Он кричит, но крика, к его удивлению, нет. Кумало стоит один в глухом лесу, и слоны не слышат его…

Кумало напрягся и открыл глаза. Парашютист что-то делал за пнем. Слышен был звук падающих капель. Ха! Он залепляет себя грязью. Солнце сожгло его.

Кумало взглянул на Фиви. Она спала. Бедная Фиви, сколько мучений выпало на ее долю! Но скоро он, Кумало, вынесет ее отсюда, он обещал Зонде.

В борьбу все сильнее вмешивалась новая сила — сон. Сон затоплял тело. Кумало то и дело засыпал, но каждый раз воля к жизни поднимала тяжелые веки. Заснуть крепко — значит умереть. Во сне человек не боится и дышит громко. По звуку дыхания можно стрелять. В ушах какое-то гудение. Ах, это говорит далекий тамтам! Он сообщает, что в провинции восстание. Повстанцы захватили форт. Ван Нелон убежал. Солдаты перешли на сторону восставших. Тамтам умолк. Неужели все это правда? Или ему только послышалось? Нет, он не спал. Теперь нельзя умирать.

Снова спустилась ночь. Стаи зеленых светляков двигались вдали, словно таинственный отряд воинов шел с фонарями по трясине. Сладковатый запах цветов заливал землю.

Поднималась луна. Кумало изнемогал. Ему стало все безразлично. Сон навалился на него непомерной тяжестью. Кумало больше не боялся смерти. И только обещание, данное Зонде, кричало в нем: держись, не спи, спаси Фиви!

Медленно уходили томительные часы. Он едва мог шевелить мягкими, как хлопок, руками. В голове неясные обрывки мыслей, серые, как ночной туман. Уставшее сердце с трудом толкало тяжелую кровь. Голова камнем легла на бугорок. Подбородок врезался в землю. Глаза изредка открывались, смотрели вдоль ствола винтовки.

Тень парашютиста появилась уже с другой стороны пня. Враг не спал. Тень шевелилась, медленно, осторожно, почти незаметно. Кумало хотел, жаждал увидеть парашютиста. Тогда один только выстрел — и можно спать, спать, спать! Сон катился в него, как неудержимый поток в накатанное ложе. Кумало испытывал блаженство. Он лежал на поверхности большой черной реки, и она несла его по течению, плавно покачивая на волнах. Он видел черное дно. Большие черные рыбы проходили совсем рядом, не боялись. Кумало удивился, что он дышит, не вынимая голову из воды. Приятно покачиваться на волнах и плыть куда-то. Но что за грохот впереди? Это водопад. Грохот то усиливался, то затихал. Плыть к берегу! Кумало хотел поднять руку, но руки не было. Кумало изо всех сил дернул ногами и поднял голову. Перед ним, залитый зеленоватым лунным светом, чернел пень. Жан храпел. Густые переливчатые ноты то усиливались, то затихали. Спит! Вот он, долгожданный момент! Солдат бормотал что-то во сне, сопел, свистел носом. А может быть, он притворяется? Кумало не знал, на что решиться. Ведь если солдат спит, нужно действовать, иначе враг наберется сил. А если это ловушка? Страшные минуты переживал Кумало. Враг тоже в тяжелом положении. Он не знает, жив ли Кумало. Ну что же, пусть он убедится, что Кумало погиб. Рисковать нельзя.

Он закрыл глаза, напряженно слушал. Храп иногда стихал. Тогда доносилось ровное глубокое дыхание. Но Кумало не верил. Враг слишком хитер.

Долго слушал Кумало. Но не может он столько времени притворяться! Несколько шагов по болоту. Другого такого случая может и не быть.

Кумало открыл глаза и застыл от удивления. Жан стоял рядом с пнем в ярком свете луны, пригнувшись, словно зверь, готовый к прыжку. Не переставая похрапывать, он попятился от островка.

Лицо Кумало свела судорога ненависти. Сдерживая дрожь в руках, Кумало стал медленно наводить винтовку.

Жан ступил в глубокий мягкий ил, нервно оторвал двух пиявок, присосавшихся к руке. Тина предательски всхлипнула. Только одна минута нужна, чтобы уйти. Вот оно, поваленное дерево. Одна минута.

Парашютист боялся двигаться. Страх захлестывал его, непомерной тяжестью вдавливал в дно его ноги. Не может он, Жан, умереть. Он жив, смотрит, дышит.

Из черноты кустов выскочил раздвоенный огненный язычок, лизнул лунный свет. Жан не слышал выстрела. Он медленно, поддерживаемый болотом, погрузился в топь.

Кумало не почувствовал радости и сам удивился этому. Серая гора навалилась, придавила налитую свинцом голову к земле. Сознание покидало его. Он ткнулся лицом в бугорок и заснул. Все умерло в нем. Только тяжелое, набухшее усталостью сердце продолжало работать, толкать загустевшую кровь…