Искатель. 1962. Выпуск №5

Затянувшись в последний раз, я отбросил догоревшую до самых губ сигарету. Тщательно подсчитал свои «трофеи». В моем распоряжении были сани с упряжкой собак —.разлегшись полукругом, они устало грызлись между собой. Автомат и к нему два запасных магазина. Парабеллум. Охотничий нож. В санях лежал спальный мешок на каком-то легком и, наверное, очень теплом пуху. Мешок был большой, при желании в нем могли поместиться даже два человека. Судовой журнал «Олафа», карта, компас, секстант, хронометр и даже фляжка капитана Дигирнеса были целы. В рюкзаке лейтенанта оказались две банки консервов, несколько галет, котелок, спиртовка, пачка сухого спирта и баночка с кофе — судя по запаху, суррогатным. Кроме того, там лежали пакеты с каким-то белым порошком. В длинной надписи на них я смог разобрать только часто повторяющееся слово «химическое». Что-то явно несъедобное. В общем припасов было немного, но вполне достаточно одному человеку дня на четыре, если, конечно, быть экономным.

Я посмотрел на Риттера. Он перевалился на спину. Веревки на его ногах сдвинулись. Он тоже пытался освободиться. За темными стеклами очков не было видно глаз лейтенанта, но я чувствовал, что он неотступно следит за мной.

Я не пустил в ход автомата сразу. Теперь уже это было немыслимо. Заставить себя выстрелить в связанного по рукам и ногам человека я не мог. Оставить его лежать на снегу? В сущности, то же самое. Даже хуже. А потом, если он все-таки выпутается из веревок и доберется до своей базы? Через несколько часов немцы догонят меня…

Смеркалось. Надо было уходить. Я подтащил связанного лейтенанта и взвалил его на нарты. Потом сел сам, взял шест и гортанно крикнул, подражая капитану Дигирнесу. Однако упряжка не двинулась с места. Напрасно кричал я на все голоса и яростно размахивал шестом.

Должно быть, я что-нибудь не так делал или эти проклятые псы не понимали по-русски. Они уселись в кружок и с любопытством смотрели на меня.

Охрипнув, я решил отказаться от упряжки. Вероятно, позже я не сделал бы такой самоубийственной глупости, ко тогда мой полярный стаж измерялся всего двумя сутками. К тому же из головы не выходил выдавший нас с Дигирнесом предательский след. Я решил сбить с толку преследователей.

«Выгрузив» из саней Риттера, я сложил в два заплечных мешка продовольствие и немудреное снаряжение. Потом обрубил постромки, удерживающие вожака, и изо всей силы хлестнул лохматого пса. Он с визгом кинулся в сторону. Повинуясь инстинкту, упряжка тут же бросилась за ним в погоню. Теперь они уже не скоро должны были остановиться.

Лейтенант, приподнявшись, с удивлением следил за мной. Но когда я, справившись с собаками, обернулся, он тут же опять бесстрастно откинулся в снег.

Перевернув его вниз лицом, я перерезал веревки.

— Встать! — скомандовал я. — Ауфштеен!

Лейтенант поднялся, разминая затекшие ноги. Знаком

я предложил ему надеть свой мешок. Риттер повиновался. Сверившись с компасом, я выбрал направление на север.

— Вперед! — сказал я, выразительно приподняв автомат. — Форвертс!

Лейтенант шагнул вперед.

— Шнеллер! Шнеллер! — торопил я.

Надвигалась ночь. Моя третья ночь на этой земле.

4

До утра я не сделал ни одного привала. Было сравнительно тепло. В лицо ударяла поземка. Она заметала след.

Очень болела голова. У правого виска выросла огромная опухоль. Я все время прикладывал к виску холодный снег.

Впереди маячила прямая спина лейтенанта. Мне нельзя было показывать свою слабость. И едва Риттер замедлял шаги, как я бросал короткое: «Форвертс!»

Он снова уходил вперед, и уже надо было напрягать все силы, чтобы догнать его, не дать раствориться в густой вьюжной мгле. И, догнав, снова упереть в спину автомат и крикнуть:

— Шнеллер! Шнеллер!

К рассвету я был совершенно вымотан, а Риттер по-прежнему шел ровной походкой человека, привыкшего к большим переходам.

— Стоп! — сказал я, чувствуя, что еще шаг и свалюсь в снег. — Хальт!

У меня хватило сил отыскать сравнительно защищенное от ветра место.

Очень хотелось горячего кофе, но я боялся надолго задерживаться. Все-таки не удержался от соблазна разогреть на спиртовке консервы.

Пока я возился с завтраком, Риттер сидел на снегу, в двух шагах от меня, прямой, с виду спокойный и безучастный. Темные очки скрывали выражение его глаз.

От банки потянул пахнущий мясом парок. Дольше ждать было свыше моих сил. Я перекинул за спину автомат, передвинул ближе к поясу пистолет и незаметно расстегнул кобуру.

— Битте! — сказал я, снимая с огня банку. Мне приходилось мобилизовать весь багаж школьных познаний в немецком языке. — Эссен!

Я вывалил в котелок полбанки консервов и разделил еще раз точно пополам. Риттер никак не откликнулся на мое приглашение. Я выложил свою долю на крышку котелка, а котелок и одну галету поставил возле лейтенанта. Поколебавшись, он взял свою порцию. Мы ели маленькими глотками, не торопясь, как на дипломатическом рауте.

Хотелось сдобрить консервы хорошим глотком спирта, но то, что уцелело в фляге Дигирнеса, надо было сохранить на крайний случай.