Искатель. 1963. Выпуск №5

Маноло пел, закрыв глаза и подняв голову. У него был высокий и чистый голос. Гитары, точно прослеживая путь этого голоса, то следовали за ним в дремотном полусне, то резкими, тревожными аккордами предупреждали, то мягко и радостно подбадривали певца.

— Что он поет? — тихо спросил Педро.

— Фламенко, — так же тихо ответил Хезус, — народная песня.

«Странно, — подумал Педро, — народная песня… о танках? Когда ее успели сочинить?»

— Маноло сочиняет по ходу песни, — сказал комбат. — Как это называется…

— Импровизирует?

— Так.

Неожиданно, без всякого видимого для Педро перехода, песня оборвалась.

— О-ле! — воскликнул Фернандо.

Средний брат, пожалуй, самый красивый, стройный юноша, сухо пощелкивая пальцами, как кастаньетами, быстро вышел в освещенный костром круг и резко остановился — так, что легкое облачко пыли окутало его ноги. Затем, часто перебирая ногами, поплыл вдоль зрителей, восторженно отбивающих такт в ладони. В трепещущем свете огня поблескивала его кожаная куртка. Снова пробежка. Теперь фигура танцора четким силуэтом рисовалась на фоне пламени.

— Пойдем, — сказал Хезус.

— Минуточку, — попросил Педро, но, заметив, как дрогнули в улыбке уголки губ Хезуса, поинтересовался: — Куда?

— Здесь Руне, командир пехотного батальона.

— Ну и что? — косясь на танцующего Фернандо, спросил Педро.

— Скажем ему, что надо выделить взвод, — уже откровенно улыбаясь, сказал Хезус.

— Идем.

Руис сидел за столиком на террасе кабачка и пил вино, которое казалось черным. Только когда он поднял стакан, приветствуя их, свет фонаря, висевшего на террасе, пробился сквозь стекло, и стало видно, что вино темно-красное, — Подсаживайтесь, — сказал Руис.

Хезус и Педро поднялись на террасу, сели за столик Руиса, за которым сидел и молодой парень в моно,[3] с газетой в руках. Педро прочитал название — «Социалист».

Руис налил всем по стакану вина и принялся ругаться:

— Сыны скверной матери эти анархисты!

Педро подумал, что по-русски это ругательство короче и звучит хлестче. А Руис продолжал проклинать анархистов: оказывается, их местное начальство ввело в селении свои деньги и ни на какие другие ни вина, ни продуктов не отпускают.

— Так мы принесли свое! — закончил он.

— Контехеро говорит, надо выделить взвод, чтобы прикрыть фланг. Фашисты могут неожиданным ударом занять деревню.

Руис посмотрел на Педро и предложил выпить.

Педро пригубил. Вино было терпким и холодным. Поставил стакан на стол.

Руис снова налил себе и предложил выпить,

— Я не пью, — сказал Педро.

— А чего еще не делают коммунисты?

— То, что я коммунист, это в данном случае ничего не значит, — сказал Педро.

Руис посмотрел на Педро. Помолчал. Он злился, но пьян не был.

— Надо обезопасить себя! — сказал Педро.

— Зачем шуметь? — пожал плечами Руис. — Франкисты еще не заняли деревню.

— Тогда будет поздно шуметь.

— Послушай, русо! — Сунув в угол рта сигарету, Руис откинулся на спинку стула так, что она хрустнула. — Меня выбрали командиром батальона, понимаешь, меня! — Считая, что разговор окончен, он сказал парню с газетой: — Читай!

— «Молчание! — начал читать парень. — Прежде всего молчание! Пусть раз и навсегда замолчат все крикуны. Причина падения Теруэля в том, что партии и профсоюзы не выполнили полностью своего долга, заключающегося в повиновении и молчании…»

Руис поднял руку, приостановив чтение.

— Молчание! И повиновение! Так говорит военный министр.

«Трясця его матери!» — подумал Педро и нахмурился: он всегда терял душевное равновесие при упоминании имени военного министра Прието. Понимал все, но не мог смириться с тем, что на этом ответственном посту находится человек, заранее настроенный на поражение. Прието не скрывал этого — прямо говорил иностранным корреспондентам о бесполезности сопротивления.

— Дальше здесь пишут, что коммунистам надо уйти из правительства, — продолжал парень.

— Конечно! — фыркнул Педро. — Тогда никто не станет мешать капитулянтам продать республику фашистам.

— Ты коммунист? — спросил Руис у командира танкистов.

— Республиканец.

Руис кивнул, словно ему было приятно слышать это.

— Хуан, а что пишет «Аделанте»? Читай!

Парень порылся в ворохе газет, лежавших у него в командирской сумке, достал газету.

— «В тылу слишком много шума! Ни анархистское, ни коммунистическое кредо не воодушевляет руководителей правительств, симпатии которых нам необходимы».

Выхватив из рук парня газету, Руис протянул ее Хезусу.

— Видишь?

Хезус глядел в стол.

— «В Мадриде и Валенсии началась очистка стен от коммунистических плакатов. Необходимо впредь запретить, чтобы стены загрязняли вновь. Крики со стен — это демагогия», — опять читал парень.

— Мучас грациес, — поблагодарил Педро. — Какие газеты у вас еще есть?

— Хватит этих, — сказал парень. — Нас тоже не устраивает коммунистическое кредо!

— Слышите? Это говорит наш комиссар! — Руис откинулся на спинку стула.

— Комиссар? — удивился Хезус.

А Педро удивился, глядя на своего командира батальона. Он не ожидал, что Хезуса так взволнует это сообщение. Комбат никогда не придавал значения партийной принадлежности, считая, что это излишняя роскошь для военного.