«Мавры стоят на том месте, где вчера вброд переправлялась конница. Нас отнесло к броду. Здесь должно быть неглубоко».
Затаив дыхание Педро опустился в воду. Нащупал ногой дно, но поток тотчас сбил его на бок.
— Ничего… Это уже лучше, — пробормотал советник.
Снова оступился, придерживая Антонио.
Нога коснулась дна. Только на мгновенье. Но это была земля. И тело расслабилось, отдохнуло. Он опять оттолкнулся и на метр подвинулся к берегу.
Теперь он обратил внимание, что мавры стреляют не по ним, а выше, по берегу: кто-то отвлекал огонь на себя.
И совсем неожиданным было — кто-то схватил Педро за плечи. Теряя последние силы, тот двигался спиной к берегу.
— Добрались… Антонио ранен…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хрусталь на столе искрился и вспыхивал радугой. Свежая, туго накрахмаленная скатерть, казалось, светилась. Вся эта сервировка сияла посредине высокой и темноватой комнаты виллы.
Их вызвали срочно, прямо с позиций, не дали даже времени привести себя в порядок, соответствующий приему. Это казалось странным.
Хезус с комиссаром и советником приехали первыми. Их провели прямо сюда, а по дороге к этой угловой комнате у них по меньшей мере раза четыре проверяли документы.
Оглядев столовую еще раз, Педро покосился на Хезуса, потом на Антонио.
— Может быть, нам позволят вычистить ботинки? — пробормотал Хезус.
— Спросим, — Антонио подошел к двери, открыл ее, по перед комиссаром вырос часовой ростом с Хезуса.
— Нельзя.
— Нам нужно привести себя в порядок.
— Приказано оставаться в комнате.
— Но мы не можем в таком виде…
— Вам приказано оставаться в комнате.
— Да кто приказал? Что за дьявол!
— Командир бригады.
Часовой у двери выглядел глыбой. Антонио замешкался, а боец отступил, бесшумно и плотно прикрыв тяжелые двери.
— Западня!
Это выговорил Хезус.
Командир положил руки на плечи советника и комиссара и еще раз повторил:
— Это западня!
Потом легким движением отстранил от себя обоих и широкими шагами двинулся к двери. И когда уже собирался ударом ноги распахнуть ее, дверь открылась — на пороге стоял Гомес. Комбриг улыбнулся и, приложив палец к губам, шагнул в комнату.
За ним вошли советник бригады Макар Фомич Седлецкий, командиры батальонов Маноло Прадос, Хозе Груэса и незнакомые Педро, недавно прибывшие советники.
Гомес будто забыл, что на нем военная форма, — вел себя как радушный хозяин.
— Я пригласил вас, товарищи, чтобы отпраздновать мой день рождения. Извините, что не предупредил заранее. Впрочем, я и сам не знал, представится ли мне такая возможность. Я очень и очень рад, что вы все столь любезно откликнулись на мое приглашение.
В комнату ввезли столик на колесиках, уставленных, вином, фруктами и закусками.
Пока снедь расставляли на сверкающем столе, Гомес все говорил о том, как ему приятно вот так, запросто встретиться с людьми, которых он очень уважает и любит, с которыми он день ото дня сражается плечом к плечу за Испанскую республику.
Затем сдержанным и грациозным жестом хлебосольного хозяина попросил гостей к столу и сказал:
— Мой дом — ваш дом.
«Что же это за маскарад? — думал Педро. — Конечно, почему бы комбригу и не отпраздновать свой день рождения? Только к чему бы такая таинственность?»
Педро хотел подойти к Седлецкому, но Гомес, заметив эту попытку, вежливо взял Педро под локоть и подвел к креслу.
Гости молчали, смущенные церемонностью приема.
Наконец стол оказался накрытым, в комнате не осталось посторонних. Гомес подозвал адъютанта и шепнул ему что-то на ухо. Тот кивнул и вышел.
Гомес проследил за ним взглядом и обернулся. Еще секунду назад его толстые, в палец, брови были радушно и счастливо вздернуты, а круглое лицо, казалось, сияло от улыбки, обнажавшей крепкие длинные зубы, но сейчас, когда он вновь повернулся к гостям, от прежнего Гомеса ничего не осталось. Брови сошлись у переносья и прикрыли суровый взгляд глубоко посаженных глаз, а лицо стало не круглым, а квадратным, с упрямыми, выпирающими скулами.
— Садитесь! — Это был уже тон приказа. — За представление извиняться не буду. Сами поймете. — Гомес отодвинул от себя бокалы. Тонко запел хрусталь. — Готовится наступление. Все, чем располагает республика в Каталонии, отдано армии. Мы должны соединиться с Центральным фронтом во что бы то ни стало. В достижении этой цели любая цена недорога. Я повторяю, что нам отдано все.
Поднявшись, Гомес взял со стола пирамиду салфетки и скомкал ее в руках, жилистых и короткопалых.
— По нас уже звонят похоронные колокола. Но мы живы! Живы, черт возьми! Может быть, именно это наступление станет неопровержимым доказательством нашей жизненности и победы. Может быть, именно это наступление позволит нам сбросить со своего горла кровавые пальцы мятежников. Наконец, наши французские друзья-социалисты пропустили через границу часть купленного в России оружия. Правда, это капля из моря, которое мы могли бы иметь… Если бы не политика невмешательства.
Гомес посмотрел на салфетку в своих руках и бросил ее на стол.