Искатель. 1964. Выпуск №2

Я хорошо помню тот день, когда мой друг Вадим сообщил, что у него появилась новая идея. Мы сидели на веранде, вечер был свободный, и ничто не мешало беседе. Вадим о чем-то оживленно и долго говорил. Если человек проводит рабочий день в обществе безмолвных роботов, ему просто необходимо поболтать. Я не мешал Вадиму. Но неожиданно я услышал нечто такое, что заставило меня насторожиться.

— Это будет совершенно новая машина, — говорил Вадим. — Ты даже не представляешь…

Я представлял. У меня было уже одиннадцать машин, построенных Вадимом. Одиннадцать совершенно ненужных и отчасти даже непонятных машин. Они занимали всю квартиру. Вместо письменного стола я использовал электронное устройство, предназначенное для игр с моими еще не существующими детьми. В коридоре торчал громадный электронный шкаф, который, если не ошибаюсь, должен был регулировать конфликты между мной и моей будущей женой. Другие машины тоже были в этом духе.

— Новая машина? — осторожно переспросил я.

— Да, — ответил Вадим. — Это будет шикарная кибернетическая штучка, автоматизирующая литературное творчество. Представь себе…

— Минутку! — перебил я. — Зачем мне эта штучка?! У меня уже есть одиннадцать штучек. Вполне шикарных. И потом я музыкант. Я не хочу быть литератором!

Вадим пожал плечами.

— Тебе надо лечиться, друг мой. Ты глупеешь прямо на глазах. Машина нужна мне, а не тебе. Я толкую об этом уже полчаса.

Если машина нужна Вадиму — это другое дело. Вообще я — за кибернетику. Необходимо возможно шире внедрять кибернетику в быт.

— Важно найти принцип, — продолжал Вадим. — Тут уже намечаются кое-какие соображения. Допустим, мы вводим необработанный рассказ в дикавентный инверсатор. Даже не рассказ, а заготовку рассказа. Обработанная информация пойдет в синтемодульное устройство. Понял, что у нас получается?

Я выразил надежду, что получится нечто интересное и полезное. Поскольку машина предназначалась Вадиму, я считал пессимизм неуместным.

— Итак, мы устанавливаем связь с блоками памяти и структурной лингвистики, — Вадим начертил в воздухе схему. — Сформируется система эксплинарных уравнений и…

В общем он явился ко мне через четыре месяца и привел новую машину. Она напоминала старинный буфет, поставленный на длинные хилые ножки.

— Работает? — грустно спросил я.

— Да, — ответил Вадим. Голос у него был мрачный. — Познакомься, ее зовут «Эльпигма».

— Какие-нибудь… гм… неполадки? — спросил я, сохраняя слабую надежду.

Вадим, стараясь не смотреть на меня, заверил, что все в порядке. Он объяснил, что это подарок. Да, подарок. Он так и сказал. Оказывается, машину удалось построить сравнительно легко. Трудности возникли при наладке. Вадиму пришлось прочесть массу книг, изучить творчество многих писателей. Результат был несколько неожиданный: Вадим сам стал писать. Он стал писать раньше, чем закончилась наладка машины. Писал он без автоматики, но рассказы его печатались.

— Я не могу ее держать дома, понимаешь? — говорил Вадим, с неприязнью поглядывая на «Эльпигму». — Что подумают в редакциях?! Скажут, что я пишу с помощью машины…

«Эльпигма» осталась у меня.

Я даже не пытался спорить. Мне никогда не удавалось переспорить Вадима. К тому же я вспомнил, что недавно открылась специализированная мастерская по приему от населения непригодных кибернетических устройств. Я угостил Вадима консервированными ананасами, и мы допоздна обсуждали открывающиеся перед ним новые творческие перспективы.

Утром я позвонил в мастерскую. Мне сообщили, что желающих сдать машины много, и попросили заполнить мой номер в очереди. Запомнить его было нетрудно — 30309.

Тогда я позвонил в Музей кибернетики.

— Ничем не могу помочь, — сказал мне заведующий сектором Особо Нелепых Уникумов. — Мы только что получили крупную партию совершенно потрясающих экспонатов. Эпоха ранней кибернетики. Вам придется подождать, пока будет построено новое здание…

Черт побери, во времена повального увлечения кибернетическими самоделками таких музеев нужно строить как можно больше! Я не мог держать эту «Эльпигму» дома! Это была нахальная и дикая машина. На второй вечер она сбежала — Вадим зачем-то снабдил ее шагающим устройством. Не скрою, у меня не было особого желания ее разыскивать. Но машину нашли и вернули…

Может, я и смирился бы с «Эльпигмой», но она непрерывно говорила. Там, где у всех порядочных машин размещается ограничительное устройство, у «Эльпигмы» торчал блок свободы творчества. Ее нельзя было выключить. Она постоянно работала! В жизни я не видел такой энергичной машины. Она ловила слова — безразлично какие — и немедленно выдавала безукоризненную прозу. Если ей удавалось подслушать разговор, она превращала его в повесть или пьесу в трех действиях. Голос «Эльпигмы», визгливый и дребезжащий, преследовал меня повсюду. Я стал замечать, что и сам начинаю говорить таким голосом…

И решился. Я музыкант, в технике разбираюсь слабо, но тут решил действовать научно. Кибернетику можно осилить только кибернетикой, подумал я, и направился в Центральный Информаторий Главной Памяти.