Искатель. 1968. Выпуск №1

Он направился в глубину комнаты, и в ней наступила темнота. Его фигура появилась в гостиной, где еще было светло. Затем погас огонь и здесь. Меня не удивило, что, войдя в третьи) комнату, в спальню за спущенной шторой, он не зажег там свет. Ясно, что он не хочет беспокоить ее — тем более если она завтра уезжает, о чем свидетельствовала упаковка сундука. Перед путешествием она должна хорошенько отдохнуть. Вполне естественно, что он потихоньку скользнул в постель в темноте.

Но зато я удивился, когда спустя немного во мраке гостиной вспыхнул огонек спички. Должно быть, эту ночь он решил провести там, на чем-нибудь вроде дивана. К спальне он и не приблизился, даже ни разу туда не заглянул! Откровенно говоря, это меня озадачило. Пожалуй, его заботливость зашла уже слишком далеко.

Минут через десять в гостиной, в том же окне, вновь загорелась спичка. Ему не спалось.

Ночь одинаково угнетала нас обоих — любопытного бездельника в окне эркера и заядлого курильщика с четвертого этажа, не давая никакого успокоения. Тишину нарушал только ни на ми «нуту не смолкавший стрекот сверчка.

С первыми лучами солнца я был уже у окна. Но не из-за него. Мой матрас жег меня, словно горячие угли. Сэм, пришедший навести в моей комнате порядок, застал меня уже там.

— Эдак вы скоро развалитесь, мистер Джефф, — вот все, что он сказал.

Вначале в тех окнах не было заметно никакого признака жизни. Но вскоре я увидел, как его голова вдруг вынырнула в гостиной откуда-то снизу, и понял, что мои предположения оправдались: он действительно провел там ночь на диване или в кресле. Теперь-то он обязательно зайдет к ней узнать, как она себя чувствует, не лучше ли ей. Это было бы самым естественным проявлением человечности. Насколько я мог судить, он не видел ее с позапрошлой ночи.

Но он поступил иначе. Одевшись, он направился в противоположную сторону, в кухню, и, не присаживаясь, принялся там что-то с жадностью пожирать, хватая пищу обеими руками. Вдруг он резко обернулся и пошел туда, где, как я знал, находился вход <в квартиру, словно только что до него донесся оттуда какой-то звук, может быть звонок в дверь.

Так оно и было — через секунду он вернулся обратно с двумя мужчинами в кожаных передниках'-носильщиками из транспортной конторы. Я видел, как они поволокли черный клин в том направлении, откуда только что явились. Сам он, однако, не остался безучастным зрителем. Перебегая с места на место, он прямо-таки нависал над ними — очень уж ему хотелось, что-, бы все было сделано наилучшим образом.

Вскоре он появился уже один, и я увидел, как он провел рукой по лбу, будто это вовсе не они, а он вспотел от физических усилий.

Итак, он заранее отправлял ее сундук туда, куда она уезжала. Вот и все.

Он, как это уже раз было, потянулся куда-то вверх к стене и что-то достал. И проглотил рюмку. Другую. Третью. «Но ведь теперь-то он не паковал сундук, — в некотором замешательстве подумал я. — Сундук уже с прошлой ночи стоял готовый к отправке. При чем же здесь тяжелая работа? Откуда этот пот и желание подкрепиться?»

Наконец он все-таки зашел к ней в комнату. Я видел, как его фигура прошествовала через гостиную и исчезла в спальне. Впервые за все это время там поднялась штора. Повернув голову, он окинул взглядом внутренность комнаты. Причем совершенно определенным образом, так, что даже оттуда, где я сидел, можно было безошибочно угадать, в чем дело. Его взгляд не был устремлен в одну точку, как тогда, когда смотрят на человека, а скользил по сторонам и сверху вниз, как это бывает, когда осматривают… пустую комнату.

Он шагнул назад и, слегка наклонившись, сделал торопливое движение руками, и над спинкой кровати показался матрас с постельным бельем, да так и остался там, сиротливо изогнувшись. Через мгновение за ним последовал второй.

Ее там не было.

Это называется замедленной реакцией. В тот момент я понял, что это значит. В течение двух дней, словно насекомое, выбирающее себе место для посадки, в моем мозгу кружилось и порхало какое-то смутное беспокойство, интуитивное подозрение — уж не знаю, как выразиться поточнее. И неоднократно, именно в ту минуту, когда это неуловимое нечто готово было приостановить свой полет и обосноваться, наконец, в одном конкретном пункте моего сознания, достаточно было какого-нибудь незначительного события, незначительного, но вместе с тем как бы доказывающего обратное — вроде поднятия штор после того, как они неестественно долго оставались спущенными, — чтобы тут же спугнуть это, вновь обрекая на бесцельное парение и тем самым лишая меня возможности распознать его сущность. Уже давно в моем сознании определилась точка будущего соприкосновения, ожидая встречи с ускользающей мыслью. И почему-то именно теперь, стоило ему перекинуть через спинки кроватей пустые матрасы — щелк! — в мгновение ока все слилось воедино. А на месте контакта выросла или, если вам угодно, расцвела уверенность в том, что там было совершено убийство.