Искатель. 1968. Выпуск №2

— И оно должно в таком случае скоро пройти, — поспешно вставил доктор Ренар, явно чтобы успокоить меня.

— Да, раз никаких органических изменений нет, — согласился ушник.

Я поблагодарила его, доктор Ренар проводил консультанта до машины, и он уехал.

— Что там у вас произошло? — спросил доктор Ренар, возвращаясь и усаживая меня рядом с собой на скамью. — Опять повздорили?

— Да, очередной скандал. Это становится невыносимым. Я с ума схожу, доктор. Дайте мне что-нибудь, ведь есть какие- то успокаивающие лекарства.

— Хорошо, я вам принесу. Да, — добавил он, сочувственно глядя на меня, — вы прямо извелись.

— А вы?

— Ну, я-то выполняю свой врачебный долг. Как говорится: «Исполнить свой долг иногда бывает мучительно, но еще мучительнее — не исполнить его». Вот что: лекарства лекарствами, но вы попробуйте, дорогая, еще и успокоить свои нервы по методу Куэ. Старый, проверенный метод.

— А в чем он заключается?

— Он очень несложен. По утрам при пробуждении и вечером, ложась спать, закрыв глаза и сосредоточившись, произнесите вслух раз по двадцать подряд: «С каждым днем мне во всех отношениях становится все лучше и лучше. Это проходит, это проходит…»

— Как молитву? — с иронией спросила я.

— Вот именно, как молитву. Только этот метод лечебного самовнушения, разумеется, не имеет никакого отношения к религиозным домыслам. Он вполне научен и многим помог. Я, например, частенько сам им пользуюсь.

Я верила доктору Ренару и последовала его совету. Теперь каждое утро и вечер, лежа в постели, я исступленно твердила, закрыв глаза:.

— Это проходит, это проходит…

Но ЭТО не проходило.

10. Я БОЮСЬ СОЙТИ С УМА

Через день глухота у тети прошла так же внезапно, как и началась. На радостях она со всеми болтала без умолку и даже захотела послушать радио.

А у меня, как назло, в это утро разболелся зуб, и мне было не до болтовни.

— Почему ты не съездишь в Сен-Морис к дантисту? — сказала сочувственно тетя. — Он мне тогда прекрасно запломбировал зуб, ни разу с тех пор не беспокоит. Он живет возле самого моста. Запиши адрес: бульвар Картье, дом пять.

Я поблагодарила её, записала адрес, но решила пока терпеть и никуда не ездить. Может, боль пройдет сама.

Покидать тетю хотя бы на несколько часов я боялась — и не напрасно…

У нее начались галлюцинации. То она не могла выйти из комнаты, потому что не видела двери, хотя и стояла прямо перед ней. То вдруг со смехом объявила за обедом, будто у меня на голове выросли очень забавные рога.

— Очень миленькие рога, как у серны. Они даже идут тебе, глупышка. Не снимай их…

Нервы мои не могли этого выдержать, да и зуб разбаливался еще сильнее. Попросив доктора Ренара побыть весь день с тетей, я поскорее села в машину и помчалась к дантисту.

Но никакого дантиста по тому адресу, что дала мне тетя, не оказалось. Неужели это «голос» подшутил так глупо надо мной, опять внушив тете какое-то ложное воспоминание? Хотя она, наверное, просто сама напутала, всегда ведь отличалась плохой памятью на адреса. Вконец обозленная, я поехала в центр городка и у первого попавшегося дантиста вырвала злополучный зуб. Дантист уговаривал меня поставить пломбу, но сейчас некогда было этим заниматься.

Тетя не давала нам передохнуть.

Целый день ей казалось, будто у любимой рыжей кошки Марголетты хвост вдруг стал черным. Тетя переживала, сокрушалась по этому поводу, хотя кошка на самом деле ничуть < не изменилась. Но мы все, наученные горьким опытом, ужа не пытались ее разубеждать.

Мне приходилось самой готовить ей постель под прожигавшими спину косыми взглядами тети, каждый раз подозревавшей, будто я опять затеваю обыск.

«Наблюдайте внимательно за слугами…» — вспоминала я при этом глупейшие слова Жакоба и злилась еще больше. Все в доме так перепуганы и удручены, что лучшего доказательства их невиновности не найти.

Я вообще почти перестала разговаривать с тетей, потому что она относилась ко мне с каждым днем все недоверчивее и враждебнее. Никогда теперь не рассказывала мне, что ей вещает «небесный голос», хотя это, несомненно, именно он восстанавливал ее против меня. Доктору Ренару тетя доверяла по-прежнему и не таилась от него. Он записывал в свой дневник все, что она сообщала и делала, но мне не рассказывал, в чем же меня обвиняет «голос».

— Так, ерунда всякая, — отмахнулся он в ответ на мои настойчивые расспросы.

Со старым доктором мы уже почти не разговаривали, — слишком расходились наши взгляды. Он упорно считал, будто у тети какое-то заболевание, временное психическое расстройство, а в существование «голоса» не верил и каждый раз под-шучизал надо мной, когда я пыталась заводить с ним об этом разговор. Чувствовала я себя страшно одиноко. Даже с верной подругой Анни, которая посоветовала мне обратиться к Жакобу, я не могла поделиться своими тревогами. Она, как назло, укатила куда-то отдыхать. Работу я совсем забросила, карандаши и кисти валились из рук. Пришлось отказаться от нескольких выгодных заказов.

О, какие бесконечные, тоскливые, страшные тянулись дни! Я нигде не находила себе места. Книги не отвлекали, а вот газеты я жадно читала.