Искатель. 1968. Выпуск №4

— Да… инквизиция… — На бесстрастном лице Хранителя пробежала тень, слабый след какого-то воспоминания. — Пренеприятнейшее учреждение эта инквизиция. Не советовал бы вам попасть с вашей диссертацией к ним в руки. Помню… впрочем, что говорить!

— Вы были в средневековье? — спросил Курочкин.

— Был, — неохотно ответил Хранитель. — Где я только не был, хотя моя основная работа относится совсем к другой эпохе. Палеолит. Вы, вероятно, знаете о моем реферате «Прыжки питекантропов как прообраз современного танца»?

— Ну, конечно! — дипломатично ответил Курочкин. — Припоминаю, что мне совсем недавно о нем говорили.

— Правда? — Маленькие глазки Хранителя загорелись огнем. — И что же вам о нем говорили?

Курочкин почувствовал, что попал впросак.

— В общем… что это… очень интересный труд.

— Еще бы! Ведь никому до меня не удалось провести так далеко идущие аналогии. А какого труда это стоило?! Ведь ни одна кинопленка не выдерживает хронопортации, начисто засвечивается. Приходится все па разучивать там на месте. Вот, смотрите! «У-и-и! У-а-а!» — Хранитель вывернул руки в плечах и проделал три огромных прыжка. — «У-и-и! У-а-а!» Фу! — Он снова сел и вытер платком влажный лоб. — Если вы интересуетесь современными танцами, то не можете не видеть известной преемственности. Не правда ли? Сам порыв, понимаете? Формы, разумеется, меняются.

Рисунки  А.Бабановского

— Несомненно! — ответил ошеломленный Курочкин.

— Ну вот! — Хранитель налил из графина стакан воды и залпом выпил его. — В наше время еще находятся люди, которые не придают должного значения танцу, как древнейшему выразителю эмоций. А я всегда повторяю, что никакая культура не может быть постигнута без изучения танцев соответствующей эпохи. Вы со мной согласны?

— Согласен, — покорно сказал Курочкин. — Однако мне хотелось бы…

— Послушайте! — Хранитель оглядел его с ног до головы. — А вы сами-то танцуете?

— Ну… немного…

— Тогда вот что: бросьте вы своего Христа, и махнем вместе в палеолит! Вы человек молодой, здоровый, мы с вами там такие па разучим! Это же будет мировая научная сенсация! Ведь парный танец — совсем другое дело. Ну как, решились?!

Курочкин прижал руки к груди.

— Только не сейчас. Поймите, мне нужно закончить диссертацию. Может быть, позже, по возвращении из первого века…

— Вот и отлично! Значит, договорились! Отправляйтесь в свой первый, век, выясняйте, что вам там нужно, а затем — в палеолит! Идет?!

— Идет. — В голосе Курочкина не было никакого энтузиазма. — А сейчас я вас попрошу…

Хранитель придвинул к себе папку.

— Сколько дней на Христа?

— Я думаю… дней десять. Нужно побывать во многих местах…

— Пять дней! — Хранитель поставил размашистую подпись. — Пять дней за глаза хватит. Есть дела поважнее! Ну, желаю успеха! Курочкин взял папку н откланялся.

— Проводите к главному хронометристу на инструктаж! — сказал Хранитель, нагнувшись к микрофону.

Главный хронометрист был милейший человек, излучавший доброжелательность и веселье.

— Очень рад, очень рад! — сказал он, протягивая Курочкину руку. — Будем знакомы. Виссарион Никодимович Плевако.

Курочкин тоже представился.

— Решили попутешествовать? — спросил Виссарион Никодимович, жестом приглашая Курочшна занять место на диване. Курочкин сел и протянул Плевако синюю папку.

— Пустое! — сказал тот, небрежно бросив папку на стол. — Формальности обождут! Куда же вы хотите отправиться?

— В первый век.

— Первый век! — Плевако мечтательно закрыл глаза. — Ах, первый век! Расцвет римской культуры, Колизей, Пантеон, бессмертные произведения искусства! Аре лонга, вита брэвис[1], неожиданно перешел он на латынь. — Однако же у вас губа не дура! Как говорится, карпе диэм![2]

— Боюсь, что вы меня не совсем правильно поняли, — осторожно заметил1 Курочкин. — Я не собираюсь посещать Рим, моя цель — исторические исследования на Ближнем Востоке.

— Что?! — подскочил на стуле Плевако. — Вы отправляетесь в первый век и добровольно отказываетесь от посещения Рима? Странно!.. Хотя, — прибавил он, пожевав в раздумье губами, — может, вы и правы. Не стоит дразнить себя. Ведь на те несколько жалких сестерций, которые вам здесь дадут, не разгуляешься. Впрочем, — он понизил голос до шепота, — постарайтесь прихватить с собой несколько бутылок пшеничной. До утдэс[3]. Только… — Плевако приложил палец к губам. — Надеюсь вы понимаете?

— Понимаю, — сказал Курочкин. — Однако мне хотелось бы знать, могу ли я рассчитывать на некоторую сумму для приобретения кое-каких материалов, представляющих огромную историческую ценность.

— Например?

— Ну хотя бы древних рукописей.

— Ни в коем случае! Ни в коем случае! Это как раз то, от чего я должен вас предостеречь во время инструктажа.

Лицо Курочкина выражало такое разочарование, что Плевако счел себя обязанным ободряюще улыбнуться.

— Вы, наверное, в первый раз отправляетесь в такое путешествие?

Курочкин кивнул головой.

— Понятно, — сказал Плевако. — И о петле гистерезиса ничего не слыхали?

— Нет, не слышал.