Лавриненко слез со стула, включил рацию. Как всегда, он работал не торопясь, спокойно, с виду как будто лениво. А сердце екало. Вдруг и сейчас эфир не ответит? Что тогда? Он хороший радист — «слухач» старшина Лавриненко. Но здесь, в погребе, заваленном землей, что он мог сделать, одинокий солдат? Одинокий? Черта с два! В наушниках застрекотал знакомый голос Петьки Вублейникова. Сейчас это была райская музыка — занудный надоевший Петькин голос. Лавриненко чуть не. закричал от радости… А Петька бубнил свое: «Даю настройку: шесть, пять, четыре, три, два, один. Я «Кабель-один» прием…»
Микрофон валялся под столом, разбитый комком глины. Алексей взялся за ключ.
«Я Лавриненко, я Лавриненко, — отстукивал группы цифр гвардии старшина. — Слушайте меня. Я Лавриненко».
Ему отвечали: «Вас поняли. Ждем сообщений».
И он стал писать четырехзначные числа при свете фонарика. Начал передавать: «Погреб засыпало. Выясню обстановку — доложу. Остался один. — Что с остальными — не знаю. Лавр». Он всегда подписывался так. Ответили: «Ждем донесений. На приеме круглосуточно. Будьте внимательны и осторожны». Беспокоится майор. Теперь надо заниматься делом. Кроме «языка», надо завести глаза. И уши. А для этого существует один путь. Наверх.
Он сел на постель, достал банку тушенки, открыл ее, налил в кружку воды.
Хороший складной ножик подарил ему Рубен. «В знак дружбы». В прошлом году, говорят, снял им часового — тот и пикнуть не успел. А сейчас бывалому ножу тоже предстоит работа. Но уже по другой части.
Путь наверх из винного погреба — минимум полтора метра плотной, утрамбованной глины. А затем подвал настоящий, низкий, душный, но с окнами на уровне земли, откуда можно уйти.
Лавриненко очертил ножом контуры будущего лаза и вонзил нож в землю. Глина была утрамбована донельзя плотно. Да, хозяин делал погреб на совесть. Пробиться наверх будет нелегко. И главное — надо работать бесшумно.
Его сообщений ждали. Сообщений? Лавриненно покачал головой. Пока он мог сказать лишь одно: «Копаю». И почти двое суток он передавал одно короткое слово: «Копаю».
Алексей пробился в подвал под вечер второго дня. Здесь тоже было темно, лишь бледные лучи света проникали сквозь маленькие, накрест забитые досками окошки. Лавриненко прислушался. Сверху кто-то ходил. Да, слышно хорошо. Вот человек прошелся по комнате, вот зазвонил телефон.
Лавриненко подполз вплотную к окну подвала, выходящему во двор, приник к щели между досками. Двор буквально кишел фашистами. Они ходили по двору, курили, разговаривали.
Да, здесь размещалась большая часть. Два автобуса и легковая машина стояли в кустах. Справа выглядывала пушка и черный крест на желто-бурой броне. К крыльцу бежал диковинного вида солдат в цветной жилетке, с судком в руках. А затем донеслось далекое стрекотанье пишущей машинки. «Ага, значит, в доме штаб», — отметил про себя Лавриненко.
Ясно, почему крест-накрест забиты окошки: прежде чем разместить в доме штаб, фрицы проверили подвал и аккуратно забили окна.
Теперь посмотрим, что делается с противоположной стороны дома. Алексей подполз к другому окну. Сквозь густую траву пробивается кусок вечернего неба. Значит, это окно выходит на склон горы. Следовательно, если нужно будет уходить, то лучше здесь: ночью потихоньку оторвать доски и кубарем вниз…
Старшина вернулся в свое убежище, тщательно заткнул двумя подушками открытый им лаз и быстро защелкал ключом. Теперь ему было о чем рассказать.
И про окно, через которое можно покинуть подвал, тоже сказал. Ключ замолчал. Застучало сердце. Гулко и тревожно. Пожалуй, ничего ему в жизни так не хотелось, как услышать простую фразу: «Продолжайте вести наблюдение!» Точно! Майор так и сказал: «Продолжать наблюдение!» Ничего, мы еще повоюем!
Ночь прошла спокойно. Наверху было тихо, и Алексей уснул. Спал он крепко, без снов.
Проснулся Алексей другим человеком. Теперь он разведчик, не просто радист, он в логове врага и должен следить за каждым его движением. Он один представлял всю группу. И один отвечал за все.
Теперь он знал точно: наверху располагался штаб. И не маленький.
В одной из комнат, прямо над подвалом помещался кто-то важный, «герр оберст» по чину. И старше его в доме. видимо, никого не было. Лавриненко немного знал немецкий, но быструю речь понять, конечно, ему трудно. Да и слышимость была отвратительная. Что ж! Продвинемся к «герр оберсту» поближе. Начнем второй этап земляных работ.
Теперь для сна не оставалось времени. Ночью Лавриненко копал, пробиваясь наверх, к своему «герру оберсту». Немцев слышно было все лучше и лучше. И наконец, он услышал их голоса так, как будто сидел рядом. Сутки теперь выстроились в боевой ряд боевых часов. Днем Алексей лежал у окошка, смотрел, что происходило во дворе и около штаба, запоминал, записывал. Потом передавал. Майор сказал, что интересно все. Алексей и старался увидеть «все». Так прошло еще двое суток…