Искатель. 1968. Выпуск №4

— Да, пожалуй. Теперь, когда вы мне сказали, я нахожу, что они слегка не в себе. Даже капитан Нельсен…

— Да, старый швед, который готов собственной персоной заглянуть в зубы дьяволу, и тот, по-моему, сдал. Сегодня в его глазах было такое выражение, словно он чего-то ждет, ждет и боится. «У этого места, сэр, плохая слава, — сказал он мне. Затем вполне серьезно спросил: — Вы ничего не чувствуете? Как будто сам окружающий воздух стал чумным, а?» И, не дожидаясь ответа, ушел в каюту. Не смейтесь, Рейнсфорд, признаюсь, что после его слов я действительно почувствовал себя не в своей тарелке… Кстати, смотрите, ветер стих. Море спокойно. К тому же, кажется, мы приближаемся к острову. Да, так оно и есть! В стороне что-то темнеет…

— Чепуха! — сказал Рейнсфорд. — Страхов какого-то суеверного моряка оказалось достаточно, чтобы заразить всех на борту.

— Возможно. Но мне иногда кажется, что моряки от природы одарены каким-то особым, сверхъестественным чувством, интуицией, если хотите, которая предупреждает их о надвигающейся опасности. Там, где человек один на один с природой, это свойство отнюдь не лишнее… Иногда я думаю, что опасность — нечто осязаемое, и у нее своя длина волны, как у звука или у света. Тогда, можно сказать, любое опасное место исторгает свои волны.

Почему бы и нет? Сейчас, например, я радуюсь, что мы удаляемся от этого неприятного места… Пожалуй, я пойду к себе, Рейнсфорд.

— К сожалению, мне не хочется спать, Витней. Вы же идите, а я выкурю еще одну трубку на корме.

— Тогда спокойной ночи, Рейнсфорд! Увидимся за завтраком.

— Спокойной ночи, Витней.

Ничто не нарушало могильной тишины ночи, когда Рейнсфорд остался один. Только тяжелая пульсация машины в недрах корабля да усталое трение и плеск волн за кормой скрашивали размеренный ритм хода. Откинувшись в шезлонге, Рейнсфорд задумчиво посасывал любимую пенковую трубку. Сладостное оцепенение этой южной тропической ночи охватило его. «В такую темень, — подумал он, — можно спать, не закрывая глаз, ночь вполне заменит веки».

Неожиданный шум за бортом заставил его привстать с места. Далеко справа Рейнсфорд услышал, в этом он мог не сомневаться, самый знакомый из всех звуков. Где-то далеко в ночи, кажется в районе загадочного острова, трижды выстрелили из ружья. Рейнсфорд, пожалуй, вслушайся бы он чуточку внимательнее, готов был поклясться, что точно определил марку оружия.

Охотник вскочил с жалобно заскрипевшего шезлонга и бросился к поручням. Увы, увидеть что-либо там, откуда донеслись выстрелы, — все равно, что пытаться разглядеть в темной комнате незнакомый предмет, да еще закрытый покрывалом. Рейнсфорд взобрался на поручень, чтобы получше видеть, и застыл там, словно каменное изваяние. В то время, когда он наклонился, вслушиваясь в ночь, легкий толчок волны накренил судно, и трубка, его знаменитая пенковая трубка, задев за какую-то снасть, выскользнула изо рта. Пытаясь ее поймать, Рейнсфорд качнулся вперед. Хриплый крик вырвался у него из горла, когда он, теряя равновесие и нелепо размахивая руками, стал валиться за борт. Этот крик сразу же захлебнулся, когда теплая, как кровь, вода сомкнулась над его головой.

…Рейнсфорд вынырнул на поверхность и принялся бороться с неподатливой темной водой, стараясь подняться как можно выше, чтобы закричать, но упругие мягкие волны насмешливо били его в лицо, в глаза, в ноздри. И когда он открыл рот, крик его, хрип его, клекот его был настолько слаб, что он сам ничего не услышал. Рейнсфорд яростно бросился плыть вслед за удаляющимися огнями судна, но, не проплыв и ста метров, остановился. К нему вернулись рассудок и способность соображать. В первый раз за всю свою полную опасностями и приключениями жизнь он оказался в таком отчаянном положении. У него оставался один-единственный шанс, что его крик будет услышан на корабле, но этот шанс был ничтожно мал и с каждой секундой уменьшался, по мере того как судно исчезало в ночи. С большим трудом Рейнсфорд освободился от одежды, при-поднялся над водой и закричал изо всех сил. Бортовые огни были теперь совсем бледными светлячками, готовыми вот-вот исчезнуть. Затем их поглотила ночь.

Рейнсфорд вспомнил о ружейных выстрелах. Они слышались справа, и он, экономя силы, поплыл в том направлении. На мгновение мелькнула мысль: он исчез с корабля вблизи загадочного острова. Что ж, легенда получила новое подтверждение…

В течение времени, которое показалось ему бесконечным, он боролся с морем. В отчаянии Рейнсфорд считал движения рук, загребавших воду, может быть, осталось сделать еще около сотни гребков, затем… Рейнсфорд услышал крик, оя доносился со стороны острова. Это был пронзительный BOB какого-то зверя, выражавший крайнюю степень тоски и отчаяния. Рейнсфорд смертельно устал, он даже не пытался определить, что это за крик и кому он принадлежит. Собрав последние силы, он поплыл в направлении берега.