Искатель. 1969. Выпуск №4

Когда он пришел в сигуранцу, о ней знали уже все. Правда, многие считали, что это очередная байка, которая не проживет и до вечера. Но минул один день, другой, третий, а слухи о дивизиях Красной Армии, которые якобы скрываются в катакомбах и ждут условного сигнала к наступлению, не умолкали. Больше того, с каждым днем они становились все настойчивее. Молва подхватила их и, дополнив подробностями, разнесла по всему одесскому Причерноморью. Опережая официальные секретные донесения, она долетела и до Берлина и до Бухареста. Берлин и Бухарест немедленно сделали запрос. Сигуранца и гестапо точных данных о том, кто находится в катакомбах, не имели и на запрос ответили уклончиво. В Берлине и Бухаресте всполошились еще больше, потребовали сведений быстрых и определенных.

Контрразведчики шефа гестапо полковника Шольца и полковника Ионеску потеряли покой, лишились отдыха и сна. Особенно проявлял усердие локатинент Харитон. Переодевшись, он бродил по городу, таскался среди приезжего люда на Привозе, посещал кабачки и рестораны, прислушиваясь к хмельным разговорам их завсегдатаев.

И чем больше он усердствовал, тем больше склонялся к выводу, что слухи не случайны.

В эвакуации советских войск из-под Одессы, по мнению Харитона, было что-то странное. Несколько месяцев большевики дрались за каждый метр земли, с гранатами бросались под танки — и вдруг в течение одной ночи словно сквозь землю провалились. Не могли же они так молниеносно и скрытно снять с передовой свои части до единого красноармейца, погрузиться на корабли вместе с техникой и незаметно уйти из города. Непостижимо! Чушь какая-то! В истории войн не было еще подобного случая, чтобы из осажденной крепости вот так ушел — и будь здоров! — весь многотысячный гарнизон, а те, кто наступал, не смогли помешать отходу. Что, если они действительно укрылись в катакомбах? Протяженность этих знаменитых подземных «улиц и переулков», как говорят, больше полутора тысяч километров. Настоящий подземный город. Вторая Одесса! Не одну, а несколько армий можно спрятать в такой преисподней! Что, если, оставив окопы, большевики устроили ловушку: заманили противника в западню, чтобы однажды глухой ночью ворваться в город?

Немцы блокировали известные им входы в катакомбы, попытаются вызвать красных на бой, проникнуть в подземелье и затравить партизан собаками. Если там отборные, хорошо вооруженные войска, вряд ли из этого что-нибудь получится.

Надо действовать иначе, но как, как?

— Замуровать! Замуровать! Отравить газами! Пусть подохнут, как крысы! — зло и бессильно шептал Харитон, возвращаясь после многочасового шатания по улицам в сигуранцу.

Вдруг он остановился. Газами? Но ведь это выход! Мысль! Идея! Надо немедленно доложить Ионеску. Нет — Шиндлеру, только Шиндлеру, пусть шеф знает, какого бесценного сотрудника он может заполучить. А если Шиндлер одобрит его план, можно поставить в известность и Ионеску. Да, действительно, только так! Только так!

И Харитон, резко повернувшись, упругим шагом направился в гестапо.

СОРЕВНОВАНИЯ ПО СТРЕЛЬБЕ ИЗ… РОГАТКИ

В день, когда немцы пошли на штурм катакомб, Яша и его товарищи собрались в глухом дворе одного из полуразрушенных домов на Нежинской улице.

— Кто первый? — спросил Яша, отмерив пятьдесят размашистых шагов от стены дома. — Мишень — вон та форточка. У каждого — пять выстрелов.

— Ты бы сначала все-таки объяснил, зачем вся эта карусель, — проворчал Ваня Музыченко.

Спокойный и рассудительный, он любил в каждом деле ясность. На последнем собрании в мастерской Яша сказал, что взрыв комендатуры временно отменяется и что капитан Бадаев дал им другое задание, которое он, Яша, назвал «молвой». Где только не пришлось им побывать в последующие дни! Где только не сеяли они разные слухи: и на Привозе, и на Новом рынке, и в порту, и в кабачках, и прямо на улицах, и далеко-далеко за городом, в селах и рыбацких поселках! Посеяли они слухи о частях Красной Армии в катакомбах. А дальше что? Что-то не видно, чтобы оккупанты собирались удирать. Наоборот, еще больше появилось их войск. А теперь новая, непонятная затея: стрелять из рогаток. Зачем? Правда, он понимал, что дело, которому они служат, требует строжайшей тайны и что не всегда ребята должны знать все то, что знает командир, но воспринять это сердцем никак не мог. И сейчас он обиделся.

Он сидел, нахохлившись, на груде камней, в сером отцовском ватнике, в нахлобученной до бровей огромной, потерявшей свой цвет кепке.

— Совсем раскис воробей, — заметил Яша.

— Устал он, — вступился за брата Николай. — Уже который день по селам ходит. Ботинки разбил — сапожник чинить отказался…

«И как я не подумал об этом? — упрекнул себя Яша. — Ванюша тихий, безропотный, а мы его — то туда, то сюда. А дороги сейчас — грязь по щиколотки. Да и невесело в непогоду одному шагать по степи».

Он подошел к Ванюше, опустил ему на плечо руку.

— Ну чего ты, а? — спросил он, стараясь заглянуть ему в глаза. — Ты не обижайся, отстреляемся — скажу.

— Я что? Я ничего… Честное слово!