— Мы уже волноваться начали, — сказал Гриша Любарский, когда Яша появился в мастерской.
— Думаешь, что если начальство, то все тебя ждать обязаны? — проворчал брат Алексей.
— Вечно ты, Леха, как самовар…
Яша улыбнулся, опустил короб на пол.
— Два часа ждем, — вступился за Алексея Саша Чиков.
— Вы же знаете: я не на прогулке был.
Яша присел на топчан, обвел счастливым взглядом товарищей. Вся группа была в сборе. На ведрах, перевернутых вверх дном, тихо и чинно, как первоклассники, сидели спокойные и рассудительные братья Иван и Николай Музыченко; на массивном кованом сундуке, который неизвестно откуда и зачем приволок Алексей, как турецкий паша, важно и лихо восседал веселый и удачливый Саша Чиков; под самыми «небесами», на верху деревянной садовой лестницы, устроился сочинитель страшных катакомбных сказов, отчаянный и бесстрашный Александр Хорошенко; на табуретке в неизменной позе, склонившись над дырявым чайником, сидел брат. Любарский стоял у входа.
— Позаботься, Гришуха, о декорации, — попросил Яша Любарского.
Гриша вышел на улицу, опустил железную, похожую на жалюзи решетку, повесил огромный замок и через вторую дверь под аркой вернулся в мастерскую.
— Порядок, — доложил он и занял место на сундуке рядом с Сашей Чиковым.
— Ребята! — Яша поднялся. — День-то сегодня какой, а?
— Пятница, — буркнул с «небес» Хорошенко.
— Правильно, пятница, но какая! — Яша вскинул голову, глянул на Хорошенко. — Во-первых…
— Во-первых… — повторил Саша и, подмигнув товарищам, приготовился загибать пальцы. — …двадцать четыре года Октябрьской революции!
— Верно! — Саша загнул палец.
— Когда я был там, у наших, дядя Володя и все, кого вы знаете, просили передать вам боевой привет, поздравить с праздником и пожелать новых успехов.
Ребята зашумели, заговорили все разом: такой день, а они, как кроты, сидят в темноте. Красный флаг бы сейчас — и по улицам!..
— Или коменданта шарахнуть к чертовой матери! — предложил Хорошенко. — Наши вон штаб маханули, эшелон с солдатами, а мы все ходим да бродим.
— Тсс! — Яша приложил палец к губам и сказал: — Во-вторых, сегодня у Сашки день рождения. Сколько тебе, Саша, — шестнадцать?
— Тоже верно, опять не соврал, — Чиков загнул второй палец и зарделся до кончиков ушей. — Сегодня мой день рождения, я всего лишь на восемь лет моложе Октябрьской революций!
Ребята снова зашумели, начали поздравлять товарища.
Яша тем временем лезвием финки приподнял у двери половицу и извлек из-под нее какой-то небольшой сверток.
— На, — сказал он и протянул сверток Чикову. — Это тебе подарок от дяди Володи.
Саша распеленал сверток, и все ахнули: Чиков держал шпаер! Точно такой же, как у Яши!!
— Когда же у меня-то день рождения? — спросил себя вслух Ваня Музыченко и осторожно дотронулся до браунинга. — Ишь, настоящий!
— Ну, Саня… — Николай поддел локтем именинника. — Теперь тебе сам черт не брат.
— Теперь он развернется, — заметил Гордиенко-старший. — Это я, частник, человек серьезный и деловой, должен с утра до вечера корпеть над примусами, чинить и штопать, как говорит братан, кастрюли да самовары, а Чиков… Чиков теперь — фигура!
— Но и это еще не все… — Яша словно испытывал терпение товарищей. Глаза его светились лукавством. — Есть еще и «в-третьих»!
— Графы и бароны приехали? — Саша вопросительно глянул на друга.
— В том-то и дело, что нет! — воскликнул Яша и взахлеб начал рассказывать о недавних событиях на Привокзальной площади.
— Действительно, историческая пятница! — повеселел Гордиенко-старший.
— Старика[6]
бы позвать, — предложил Яша.— Нет его, даже не ночевал, — ответил Алексей.
— Тогда вот что, — Яша посерьезнел, опустился на топчан. Подвигайтесь-ка ближе, обсудим операцию, которую нам поручил провести дядя Володя.
— Комендатура, да? — обрадовался Саша.
— Нет, не комендатура, — возразил Яша. — Стрелять не придется. Операция, как сказал дядя Володя, в сотни раз серьезнее, чем взрыв десяти комендатур. Исключительно тонкая и ответственная…