Сопротивляясь растущему опьянению, доктор вдруг ощутил потребность действовать, проявить свою угасающую, но все еще живую волю.
— Ладно, я осмотрю его, — сказал он, — но сам и пальцем не пошевелю, потому что ему давно следовало сдохнуть. И даже смерти ему мало за то, что он проделал с Мэри Деккер.
Джин прикусил губу.
— Форрест, ты в этом уверен?
— Уверен?! — закричал доктор. — Разумеется, я уверен. Она умерла от голода; он давал ей две чашки кофе в неделю. А если бы ты видел ее туфли, то понял бы, что она прошла пешком много-много миль.
— Доктор Бехрер говорит…
— Что он может знать? Я производил вскрытие, когда ее нашли на дороге в Бирмингем. Никаких следов болезни, она умерла от голода. И это… это, — голос его задрожал от волнения, — это Пинки, она надоела ему, и он выгнал ее, и она пыталась добраться домой. Меня вполне устраивает, что его самого изувечили и привезли домой без сознания две недели спустя.
Они все набирали скорость, пока машина не въехала во двор и, резко затормозив, остановилась перед домом Джина Джаннея.
Это был квадратный дом с кирпичным фундаментом, аккуратная лужайка была отделена забором от огорода, и хотя дом этот выделялся размерами среди других зданий города Бендинга, он был построен в том же духе, что и все сооружения вокруг. Последние дома плантаторов постепенно исчезали в этой части Алабамы, и гордые их колонны разрушались от бедности, дождей и непогоды.
Роуз, жена Джина, поднялась с качалки, в которой сидела на переднем крыльце.
— Здравствуй, доктор, — приветствовала она его, не глядя ему в глаза и волнуясь. — Давненько мы тебя не видели здесь.
Доктор поймал ее взгляд и несколько секунд не отводил глаз.
— Как поживаешь, Роуз? — сказал он. — Привет, Эдит, привет, Юджин, — обращаясь к маленькому мальчику и маленькой девочке, стоящим за спиной матери, а затем: — Привет, Бутч, — к приземистому парню лет девятнадцати, который выволакивал из-за дома круглый белый камень.
— Мы собираемся соорудить здесь стенку, вроде загона для скота, — объяснил Джин.
Все они уважали доктора и осуждали его, так как больше не имели возможности хвалиться им. Но все-таки до того еще, как он стал пьяницей и циником и, что называется, потерял себя, он так долго учился и занимал такое высокое положение в большом, недоступном им мире… Он вернулся в Бендинг два года назад и купил половину пая на местную аптеку, сохранив лицензию на частную практику, однако оперировал он чрезвычайно редко, только в случаях крайней необходимости.
— Роуз, — сказал Джин, — доктор согласился осмотреть Пинки.
В затемненной комнате лежал Пинки Джанней со странно искривленными бледными губами, почти скрытыми давно небритой щетиной.
Когда доктор снял бинты с его головы, тот слабо застонал, но его пухлое тело не пошевелилось. Через несколько минут доктор снова забинтовал ему голову и вместе с Роуз и Джином вышел на крыльцо.
— Пулю следует удалить как можно быстрее. — Доктор надел шляпу. — Она давит на сонную артерию, но с таким пульсом его нельзя везти в Монтгомери.
После короткой паузы, которая потребовалась, чтобы проглотить слюну и набрать воздуха, Джин спросил:
— Что же нам делать?
— Пусть Бехрер подумает или найдет кого-нибудь в Монтгомери. Даю двадцать пять шансов из ста, что операция его спасет; если же не делать операции, никаких шансов нет.
— К кому нам обратиться в Монтгомери? — спросил Джин.
— Это может сделать любой хирург. Даже Бехрер, если бы он не был таким трусом.
И вдруг Роуз Джанней подошла к нему вплотную, глаза ее сверкали, как у самки, бросившейся на защиту детеныша. Она схватила доктора за полу пиджака:
— Доктор, сделай это! Ты же можешь! Ты был лучше их всех, вместе взятых. Пожалуйста, доктор, пойди и сделай это.
Он отступил на шаг, ее руки бессильно повисли в воздухе, а он протянул к ней свои руки.
— Видишь, как дрожат?! — сказал он подчеркнуто насмешливо. — Посмотри внимательнее и увидишь. Я не могу взяться за операцию.
— Сможешь, — хрипло произнес Джин, — Выпей, и ты придешь в норму.
Доктор покачал головой и сказал, глядя на Роуз:
— Нет. Видишь ли, мне здесь не доверяют, и если произойдет неудача, в этом обвинят меня. — Доктор слегка наигрывал и подбирал слова очень тщательно. — Я слышал, мое заключение о том, что Мэри Деккер умерла от голода, подвергли здесь сомнению на том основании, что я пью.
— Я не говорила этого, — солгала Роуз, задыхаясь.
— Разумеется, нет. Я упомянул об этом лишь для того, чтобы показать, насколько мне следует быть осторожным. — Он стал спускаться по лестнице. — Так я советую вам еще раз повидать Бехрера и в случае, если он откажется, обратиться к кому-нибудь в городе. Спокойной ночи!
Но не успел он дойти до ворот, как Роуз догнала его, ее побелевшие от ненависти глаза смотрели на него в упор.