«Не преднамеренно ли он это сделал? Быть может, кто-нибудь из стоявших у барьера специально ждал этой минутной суматохи?» — растерянно подумал гестаповец, стараясь не упустить из виду Эльзу.
Девушка остановилась и оглянулась, отыскивая взглядом Густава. Потом приподнялась на носках и замахала рукой.
Эйхенау заметил, как Густав протолкался сквозь толпу, подбежал к девушке и увлек ее на центральную аллею, где, тесно прижавшись друг к другу, соседствовали самые разнообразные аттракционы.
По широкой асфальтированной дорожке медленно текла людская река. Больше всего здесь мелькало серо-зеленых мундиров. Эйхенау с трудом следил за ефрейтором и его невестой.
Фрейлейн Ингрид была в восторге. Ее сегодняшний «кавалер» оказался, на удивление, щедрым. После гоночного трека они заглянули в открытый ресторанчик, где поели жареных колбасок, запивая их знаменитым швехатским пивом. Из ресторана Эйхенау провел уставшую фрейлейн к станции узкоколейной железной дороги, кольцом пробегавшей по территории парка. Эйхенау едва успел посадить свою даму в уже отходивший поезд, состоявший из доброй дюжины крохотных открытых вагончиков, где попарно сидели пассажиры. Где-то впереди состава, почти у самого паровоза, обер-лейтенант снова увидел светло-розовое платье невесты ефрейтора.
Билетная касса аттракциона «Гайстербан» притулилась у стены, раскрашенной «под цвет скал» фанерной горы, высотой с двухэтажный дом. Старый Альбатрос с утра засел в тесную будку и внимательно наблюдал в окошко кассы за всеми, кто подходил к его «Дороге «привидений».
Сегодня Карл Ледер был вдвойне бдителен: внутри «горы», в небольшой комнате, где помещался электрический мотор, приводивший в действие маленькие вагончики аттракциона, Крафт созвал экстренное совещание руководящего звена подпольной организации. Накануне через связную из кафе «Аида» он известил товарищей. И теперь Ледер, поджидая подпольщиков, пристально всматривался в лица посетителей Пратера, направлявшихся в сторону аттракциона «Гайстербан».
Прошло всего несколько десятков часов, как Крафт и Дубовский бежали с шахты и, расставшись с Иваном и Петром, которые решили пробираться на восток, к Родине, нашли убежище у Альбатроса. Вынужденное пребывание в тесном «чреве» аттракциона было для их натур, привыкших к активным действиям, чем-то вроде «домашнего ареста», хотя они и понимали неизбежность этого предохранительного карантина. Трудно было подыскать более надежное убежище, чем аттракцион «Гайстербан».
— Здесь вы действительно превратитесь в неуловимых «духов», — шутил старый Альбатрос, когда он наведывался к Крафту и Дубовскому в их тайник.
Подпольщики были от души благодарны отеческой заботе старого циркового артиста, который сейчас балансировал на краю пропасти. Дознайся гестапо, кого Ледер прячет в своей «горе», и Альбатросу пришел бы конец…
Мысли Крафта часто возвращались к шахтерам-подпольщикам, оставшимся в Грюнбахе. Ведь ему пришлось так внезапно их покинуть. А связь с шахтой установить еще не удалось. Тревожила Крафта и судьба русских, польских и французских товарищей из подпольного штаба в концлагере. Особенно беспокоило Крафта, удалось ли Петру и Ивану добраться до парома на Дунае, где работал мотористом один из членов подпольной организации, действовавшей в Венском речном порту и на судах Дунайского пароходства. Предупрежденный Крафтом (ему удалось позвонить на паром из одного местечка по дороге в Вену), он должен был помочь русским товарищам, которые решили самостоятельно пробираться дальше, на восток, к линии фронта. Если бы это не удалось, то Крафт попросил паромщиков укрыть обоих русских кацетников от гестаповцев, а потом переправить на одну из партизанских баз в Альпы, как это он уже делал не раз, помогая бежавшим из фашистских лагерей смерти антифашистам.
В ту ночь, когда Ледер вернулся со своей встречи на мосту Шведенбрюкке с ефрейтором Воком и рассказал Крафту о бюсте Ленина, подпольщики не сомкнули глаз до утра. Известие, принесенное Густавом, взволновало их.
— Мы не только должны спасти бюст, — говорил Крафт. — Скульптура Ленина будет всегда с нами как символ нашей борьбы, нашего сопротивления и нашей грядущей победы над фашистской тиранией!
Лицо Крафта озаряло вдохновение бойца-революционера, а в словах шахтера-коммуниста звучала такая сила внутренней убежденности и веры в правоту своего дела, которая способна была сокрушить любые преграды!
— Мы неизмеримо сильнее фашистов, хотя нас, коммунистов, в Германии и Австрии со всех сторон преследуют гестаповские ищейки. За нашими с вами плечами, друзья, не бесплодно прожитые годы. Они безраздельно отданы рабочему классу, коммунистической партии. Но разве мы посмеем потом, когда отгремит эта страшная война, взглянуть, не краснея, в глаза своим товарищам, если теперь не спасем бюст Ленина?
Альбатрос выпрямился и, посуровев, глухо сказал:
— Когда соберем руководителей боевых групп?
— Самое позднее — завтра! — ответил Крафт.