— Это Нинель Даниловна? — произнесла Наташа, с трудом преодолевая смущение, и, улыбнувшись, взглянула на Лобанова. — Это я. Знаете, я решила: пусть ваш брат приходит завтра утром в больницу ровно в девять, до обхода. На несколько минут я ему разрешу… Что? Ах вот что. Ну, пожалуйста. Да, да, договорились… Ну, что вы! И не думайте даже… Всего хорошего.
Наташа повесила трубку и растерянно посмотрела на Лобанова.
— Она сказала, что брат прийти не сможет. Оказывается, его поезд уходит очень рано. Но она придет обязательно.
— Так я и знал, — досадливо кивнул Лобанов. — Испугался. И теперь может…
Он решительно потянулся к телефону.
— Вы разрешите?
Ну конечно.
Саша набрал номер.
— Дежурный? Лобанов говорит. Срочно машину с сотрудниками на Знаменскую, десять. Предстоит задержание. Другую пошлете в аэропорт, Храмову. Моя машина тоже на Знаменской. Все. Жду.
Лобанов поднялся.
— Я пошел. Спасибо вам. И еще раз извините, что так ворвался.
— Что вы! Я только хочу вас попросить… — Наташа смущенно улыбнулась, — будьте все-таки осторожнее. Хорошо?
— Ну конечно, — улыбнулся в ответ и Лобанов. — Обязательно.
Он на цыпочках прошел в переднюю, надел пальто и, уже взявшись за ручку двери, нерешительно сказал, посмотрев на Наташу:
— Можно, я вам завтра позвоню?
— Ой, непременно…
Лобанов обрадованно кивнул.
— Тогда до свидания, — сказал он и вдруг, нахмурившись, озабоченно спросил: — Скажите, а куда выходят ваши окна?
— Во двор, — удивленно ответила Наташа.
— А окна вашей соседки?
— У Нинель Даниловны?.. — она задумалась. — Окно из комнаты — на улицу, а из кухни — тоже во двор, рядом с моим, вот там.
— Я вас попрошу, — сказал Лобанов, — Подойдите сейчас к нему. Я буду во дворе. Хорошо?
— Пожалуйста, — улыбнулась Наташа.
— Так я пошел.
Он осторожно прикрыл за собой дверь и, стараясь не шуметь, быстро спустился по лестнице.
Недалеко от подъезда стояла его машина. Водитель в ответ на вопросительный взгляд Лобанова отрицательно покачал головой.
Лобанов с облегчением вздохнул и свернул за угол дома, в ворота.
Двор оказался большим и темным, с детской площадкой посредине, обнесенной низким штакетником.
Лобанов поднял голову. В освещенном окне четвертого этажа Наташа помахала ему рукой: она, наверное, заметила его, он стоял в полосе света, лившегося из окон нижнего этажа. В соседнем окне мелькнула чья-то тень. Лобанов поспешно отступил в темноту и оценивающим взглядом окинул стену дома.
Нет, через окно уйти нельзя. Пожарная лестница проходит далеко в стороне. До крыши еще один этаж. Балконов нет. Гладкая, без выступов и выбоин стена. Если только спуститься по веревке? Вряд ли. Все, однако, возможно, и все надо предусмотреть. Почему кто-то из них оказался в кухне возле окна? Скорей бы приехали ребята.
Впрочем, не исключено, что его опасения напрасны. Человек спокойно спустится по лестнице, и, может быть, его вообще не придется задерживать. Или останется ночевать, а утром тоже спокойно отправится на вокзал. Разве так быть не может?
Но мысли эти возникли и тут же исчезли в его возбужденном сознании. Он уже ясно ощущал, каждая деталь подсказывала ему, что все это не так, что неизвестный «братец» не уйдет из этого дома спокойно и открыто. А тут еще появился чемодан.
Лобанов вышел со двора на улицу. У подъезда стояли уже две машины. Саша торопливо подошел к ним. — Андрей, — обратился он к одному из приехавших сотрудников, — ступай во двор, следи за окном четвертого этажа, третье справа от пожарной лестницы.
Тот кивнул и выскочил из машины, которая по указанию Лобанова, урча, попятилась назад и стала медленно разворачиваться.
В этот момент из подъезда вышел щуплый человечек с чемоданом в руке. Увидев машины, он втянул голову в плечи и попытался быстро прошмыгнуть мимо.
Лобанов подошел к нему.
— Уголовный розыск, — он показал удостоверение. — Прошу в машину.
— Но, пардон… я не понимаю… — залепетал человек, отступая назад, к подъезду. — В чем дело?!
— Сейчас поймете, — строго сказал Лобанов и повторил: — Прошу в машину.
— Пожалуйста… — покорно проговорил человечек, направляясь к машине. — С большим удовольствием…
Лобанов сел рядом с ним.
— Ваши документы.
Человек торопливо достал бумажник и вынул оттуда паспорт.
— Вот… прошу вас…
Лобанов наклонился к окну машины так, чтобы свет уличного фонаря, падал на раскрытый паспорт.
— Так… — произнес он, с трудом разбирая написанные там строчки. — Значит, ваша фамилия… Глумов?.. Зовут… Василий Евдокимович? — он поднял голову. — Что у вас в чемодане, Василий Евдокимович?
— Ровным счетом ничего, — засуетился Глумов, пытаясь открыть чемодан. Тот, однако, поддался не сразу. — Смотрите… пожалуйста…
Чемодан был пуст.
Лобанов усмехнулся.
— Что же вы принесли в нем уважаемой Нинель Даниловне?
— Я?..
— Да, вы. Кто же еще?
— Я… сам не знаю… Уверяю вас, это форменная правда. Чистая как слеза… Уверяю вас!..
Глумов в отчаянии прижал к груди руки.
— Ну, ну, сейчас посмотрим, какая она чистая.
— Пожалуйста… Значит, так. Приехал я вчера домой… Матушка у меня изволила помереть… В Ташкенте… И Машенька, это супруга моя законная, велела… то есть разрешила… Она больна, понимаете…