Тогда Инна, подождав немного, осторожно спросила, боясь, как бы Лиле не пришло в голову что-нибудь сногсшибательное, и желая подсказать ей ответ попроще:
— А тебе что нарисовать? Птицу или зверя? Ты скажи, я могу попросить… Он с удовольствием.
Наконец Лиля бросила небрежно:
— Нет… Мне, пожалуйста, розочку.
— Розочку?! Ну что ты, Лиля! Как-то несолидно…
В голосе Инны прозвучала обида за свой самолет.
— Розу, — повторила упрямо Лиля. — Красную. Это же мой любимый цветок, разве ты не знаешь?
Инна пожала плечами: так и есть — придумала… Ну что с ней поделаешь!
— Но как же… Ты сама подумай! Сбила пять самолетов — и вдруг розочку! — опять попробовала возразить Инна.
Неожиданно Лиля рассмеялась, живо представив себе, как будет удивлен противник, с которым ей придется драться, когда увидит на фюзеляже истребителя красную розу.
— Нет-нет, Профессор, обязательно розу!
В кабине ее самолета всегда можно было найти цветы. Букетики, цветки — ромашки, гвоздика, васильки… Она засовывала цветы за ремешки, они выглядывали из-за приборов, свисали откуда-то сверху. Когда в самолет садился другой летчик, он первым делом, ворча и чертыхаясь, выбрасывал из кабины весь «мусор». Но Лиля, как ни в чем не бывало, снова украшала самолет цветами.
— Хорошо. Я скажу, чтобы он нарисовал розу, — произнесла Инна упавшим голосом.
Она знала, что спорить с Лилей бесполезно.
Работая у Лили механиком с первого дня фронтовой жизни, Инна хорошо изучила свою летчицу, всегда знала, в каком она настроении, что ее волнует. Она любила Лилю и гордилась ею, прощая ей некоторые странности. По ее мнению, Лиля недооценивала себя, ей не хватало серьезности, солидности. Цветочки, шарфики, крашенные акрихином и синькой, носовые платочки, которые Лиля без конца обвязывала цветными нитками, — все это в то время, когда жизнь ее висела на волоске, в то время как она ни в чем не уступала мужчинам: ни в смелости, ни в мастерстве! Инна не могла этого понять.
— Смотри, Профессор, к нам идут! — воскликнула Лиля. — Значит, есть какие-то новости.
Через аэродром, направляясь к самолету, спешил посыльный. Приблизившись, он сказал:
— Командир полка вызывает к себе дежурную пару. Кто должен лететь? Вы, Литвяк?
— Я, — ответила Лиля. — А что, поручено задание? Какое, не знаете?
— Кажется, «колбасу» сбить.
— О! — произнесла Лиля.
— А с вами кто?
— Младший лейтенант Трегубов. Да он здесь. Эй, Трегубов! Пошли, Батя вызывает!
Высокий молодой парень вылез из кабины, подошел к Лиле, и все трое направились на командный пункт.
— Батя что-то не в настроении, — сообщил посыльный.
Лиля ничего не сказала. Она знала: задание было нелегким.
До сих пор все попытки сбить аэростат, или, как его называли летчики, «колбасу», кончались трагически…
Каждый вечер задолго до наступления темноты фашисты поднимали в небо продолговатый аэростат, который несколько часов висел в воздухе в районе передовой линии. Аэростат засекал и корректировал наши огневые точки, расположенные за линией фронта, и указывал цели своей артиллерии. Наземное командование уже не раз обращалось к авиации с просьбой уничтожить аэростат-корректировщик. Истребители вылетали, но, приблизившись к нему, неизменно натыкались на стену заградительного огня, сквозь которую невозможно было пробиться. Два самолета, напоровшись на плотное зенитное заграждение, сгорели, упав на землю. Третий, сильно поврежденный, сел на вынужденную у передних траншей.
Все это Лиля знала и теперь, шагая по полю на КП, старалась придумать способ, как бы похитрее подойти к аэростату, чтобы наверняка сбить его. В конце концов, если и суждено ей сегодня не вернуться с задания, то пусть это будет не зря…
Взглянув на шагавшего рядом молчаливого Трегубова, она решила, что, пожалуй, лучше лететь одной — зачем ей ведомый? С ним сложнее: быстрее обнаружат. К аэростату нужно подобраться незаметно и напасть на него внезапно. Одной это сделать легче. Однако о своем намерении лететь без ведомого Лиля решила пока не сообщать Трегубову: согласится ли с ее планом командир…
Спустившись в землянку, Лиля доложила:
— Товарищ командир полка, лейтенант Литвяк с ведомым младшим лейтенантом Трегубовым для получения боевого задания прибыли!
Баранов, не говоря ни слова, посмотрел на Лилю, потом перевел взгляд на молодого летчика, помрачнел и отвернулся.
— Кто еще на земле? — спросил он у своего заместителя по политчасти, который сидел здесь же.
— Вот шестерка ЯКов идет домой. Сейчас должны сесть.
Баранов нетерпеливо кивнул: он только что говорил с ними по радио и был в курсе дела. ЯКи провели тяжелый бой, не пропустив большую группу фашистских бомбардировщиков к Сталинграду. Летчикам, конечно, нужно отдохнуть…
— Двое сегодня ранены. Кобузев убит… Остальные отдыхают после боя, — продолжал замполит.
— Та-ак, — сказал Баранов и решительно потянулся за своим шлемофоном, который лежал на столе.
— Нужен всего один летчик, — произнес он, как бы извиняясь, — двум там делать нечего.
«Не хочет меня посылать… Сам собирается…» — с тревогой подумала Лиля и тут же будто подхватила мысль Баранова: