Женька рассказывал, а настоящий Ытхан лежал у его ног и, слыша свое имя, поднимал голову и смотрел на Женьку вопрошающим взглядом.
— А что, действительно есть такие звезды? — спросил Кирилл.
— Есть, — ответил Женька. — Целое созвездие. Гончие Псы. Не слыхал?
— Слыхать слыхал, но где они, эти Псы, на небе, убей бог, не знаю. Там же всякой живности понапихано, как в Ноевом ковчеге.
— Как-нибудь покажу, в хорошую погоду. Их сейчас хорошо видно, не то что летом. Да, собственно, их уже в мае трудно отыскать. Земля-то… — Женька не договорил, прислушавшись к чему-то.
Собаки повскакали в своих углах и тоже насторожились. Послышался сначала слабый, а потом все нарастающий лавинный гул — словно где-то в невообразимой дали включили гигантский рубильник. Вслед за этим каюрня заходила ходуном. Гул нарастал, достигая апогея.
Не помня как, Кирилл очутился на улице. Дрожь земли чувствовалась и здесь, но вид неба нейтрализовал страх, родившийся под низким потолком каюрни.
Гул постепенно стихал, земля обретала привычную неподвижность. Кирилл оглянулся и увидел позади себя Женьку. Тот чуть-чуть насмешливо смотрел на него.
— Черт! — сказал Кирилл, чувствуя, как дрожат ноги. — Землетрясение! Представляю теперь, что творилось в Ташкенте!
Женька усмехнулся.
— Ну что ты! Это был совсем маленький Ташкент. От силы два балла.
Кирилл посмотрел на Женьку с недоверием.
— Это ты, допустим, уже загнул. А как же — когда восемь?
— Когда восемь, бери ноги в руки и дуй до горы!
— Ты это испытывал?
— Нет. Такие вещи здесь случаются довольно редко. Последняя заварушка в пятьдесят втором была. Мне Побережный рассказывал. Вот тогда действительно был тихий ужас. Представляешь, где-то дно раздвинулось и снова сдвинулось. И от этого волны пошли, цунами так называемые. Скорость — что у твоего реактивного, и высота, метров двадцать. Первой волной тут все и накрыло. Башня вон за каюрней валяется — на пирсе стояла. Потом еще две волны пришли, но уже к шапочному разбору, потому что все уже сидели на сопках. А остров несколько дней трясся. Представляешь? Стихия, лучшего слова не придумаешь. Тут так и говорят: это было до стихии, а это — после. У Побережного тогда семья погибла, жена с дочкой… А вот и сам генерал, — перешел на другой тон Женька.