Искатель. 1973. Выпуск №2

Шухов резонно заметил, что эксперименты с электричеством в квартирах не разрешаются. Эдя разразился длинной тирадой, из которой явствовало, что расход электроэнергии не превышает обычной нормы, положенной для бытовых приборов, а лаборатории в его распоряжении нет, так что вот… приходится. Затем он перешел к существу дела, рассказал, что его работы имеют важное значение, что он на грани открытия, которое перевернет все представления о магнетизме. Он предложил Шухову выпить стакан намагниченной воды. Тот покачал головой. «Напрасно, — сказал Эдя. — Ваши сосуды очистились бы от холестерина». — «А зачем вам телескоп?» — спросил Шухов. «Это хобби, — сказал Эдя. — Может ведь быть у человека хобби». Из дальнейшего разговора выяснилось, что Эдя работает счетоводом на хлебозаводе, что жена от него ушла, потому что не хотела спать под магнитом. «А Назарова вы, случайно, не знаете?» — спросил Шухов. Эдя ответил, что не знает, но если он писал что-нибудь о магнетизме, то Эдя хотел бы об этом услышать. Шухов ответил, что, насколько ему известно, Назаров этими вопросами вряд ли интересовался. Кожохин во время этого содержательного разговора молча сидел на табуретке, играя скулами. А когда они распрощались с изобретателем и вышли на площадку, сказал:

— Не удивительно, что его жена бросила. Он же определенно чокнутый…

— Одержимый, — поправил Шухов. — Я встречал таких людей. Обычно они изобретают велосипеды. Но… всякое бывает.

— А вы уверены, что в четыре часа он был дома?

— Проверь, — лаконично предложил Шухов. — Позвони к соседям.

И стал спускаться по лестнице, решив окончательно выкинуть Эдю из головы.

Кожохин все-таки позвонил. Брякнула цепочка, дверь приоткрылась. Кожохин произнес несколько слов. Дверь открылась пошире, послышался чей-то возмущенный тенорок. Через минуту Кожохин нагнал Шухова и молча пошел рядом.

— Убедился? — спросил Шухов.

Они свернули на бульвар. Под деревьями дымились кучи опавших листьев. Город чистился, готовясь к зиме. Дворники жгли листья, чтобы они не гнили где попало, не загрязняли асфальт. Шухов слышал, что это вредит деревьям. Может быть, это было и так. А может, и не вредит. Он хотел подумать о листьях, чтобы отвлечься от мыслей о странном деле. Но эти мысли не уходили.

— Что ж, — сказал он Кожохину. — Я не против что-нибудь съесть. Но сначала забегу в прокуратуру. Мокееву надо отпустить домой. Говорить с ней сейчас не о чем.

Лиза Мокеева за эти часы успела как-то странно измениться. Лицо осунулось. В глазах появился сухой блеск. Она поднялась навстречу Шухову и тихо сказала:

— Я должна признаться, что обманывала вас.

Шухов удивленно поднял брови. Только этого еще не хватало. Если она сейчас признается в убийстве, то что же это значит?

— Да, — звонко произнесла женщина. — Я не все сказала. Он следил за мной.

— Кто? — вырвалось у Шухова.

— Муж. Последние дни он каждое утро крадучись провожал меня до самой квартиры. Я ведь уходила от Виктора рано, затемно. Киоск открывать надо было в шесть часов. И каждый день я видела мужа, следовавшего за мной по пятам.

«Вот так так!» — подумал Шухов и мысленно чертыхнулся, вспоминая роговые очки Эди, стакан с намагниченной водой и железную гребенку под потолком.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Три часа двадцать минут. Один. Лиза ушла. Единственная женщина, к которой Назаров относился не так, как к другим. Ушла… Стук ее каблучков еще отзывался в ушах. Стук каблучков и щелчок английского замка на входной двери. Лиза ушла, и снова дремотная утренняя тишина стала окутывать его теплым невесомым одеялом.

— Значит, договорились, — сказал Назаров.

— Конечно, Витя.

Она причесалась, смотрясь в оконное стекло. Зеркало уже было продано.

— Поешь что-нибудь, Там на кухне есть колбаса.:

— Ладно, обойдусь. Я и так, кажется, толстею.

— Ну пока, — сказал Назаров, притягивая ее к себе.

Она на секунду прижалась к нему, торопливо поцеловала. Щелкнул замок. Простучали каблучки за окном. Тишина. Три часа двадцать минут… Единственная женщина, которую он, кажется, полюбил. За что? Почему? Может, пришло время и ему полюбить. Как поздно и как несправедливо!..