Искатель. 1973. Выпуск №3

«Дюроше, — думаю я. — Мне-то что за дело?» Мадам вполне, свободно может на поверку оказаться террористом из первой секции МИ-6 или усатым интеллектуалом из группы сбора политической информации… К Огюсту Птижану ответ, адресованный мадам, совершенно очевидно, не имеет отношения… Без особого внимания я вслушиваюсь в продолжение: «Таким образом, туманы распространятся на всю северную часть острова, включая графства…»

— Это не для вас, — шепчет Эрлих и прибавляет звук.

— Не мешайте! — говорю я.

— Передачу все равно записывают…

«…и в частности, — заключает диктор, — лондонский туман сгустится над Кардиффом. Мы особенно подчеркиваем это, мадам Дюроше: лондонский туман сгустится над Кардиффом!»

…Ну вот и все… Я напоминаю себе шар, из которого выпустили воздух. Я так долго ждал. И теперь, когда фраза произнесена, — в самом первом сообщении! — глубокое равнодушие приходит ко мне.

— Поздравляю, Стивенс! — говорит Эрлих и выключает приемник.

Снимает трубку телефона.

— Бригаденфюрер у себя? Здесь — Эрлих! — Пауза. — Только что передали, бригаденфюрер! — Снова пауза. — Ах, вы сами слышали? Я приказал записать. — Еще одна пауза. И энергичное: — Само собой! Да, бригаденфюрер. Хайль Гитлер!

Трубка с клацаньем укладывается в гнездо.

— Что с вами, Стивенс?

Чужое имя режет мне слух.

— Ничего, — отрубаю я и тяжело перевожу дух.

— Понимаю… Но ведь все обошлось!

— Могли и не успеть.

Это правда; именно о том я и думал. Я не сомневался ни в Люке, ни тем более в Центре, но техника есть техника, а Лондон изрядно далеко.

— Хотите капельки, Стивенс? — насмешливо спрашивает Эрлих.

— Примите сами, — огрызаюсь я и вожусь со спичками: «Житан» никак не хочет раскуриваться.

— Ах, мадам Дюроше, что за тон! Чем дерзить, лучше поинтересовались бы, какую квартиру снял вам ваш друг Эрлих. Пальчики оближете. В центре, четвертый этаж, и окна на тихую улицу. Три прекрасно меблированные комнаты, ванная, газ, телефон…

— И слухачи на проводе.

— Само собой!

— И полдюжины побегушечников перед дверью и в заднем дворе.

— Что поделать…

— Остается предположить, что в передней поселитесь вы сами и будете спать у порога?

— За шутку такого сорта стоило бы вас наказать, но я не мстителен. И — учтите — я совсем не намерен навязывать свое общество. Предлагаю иное: прелестная горничная, она же экономка и ангел-хранитель. Ни за что не догадаетесь, кто она!

— Микки?

— Ну что за интуиция! Пинкертон и тот зарыдал бы от зависти… Хочу предупредить: у Микки один недостаток — она крайне любознательна. А в остальном просто клад: мила, покорна и домовита. С ней у вес хлопот не будет, благо, что бригаденфюрер просветил шарфюрера Больц о границах уступчивости.

«Житан» наконец раскурился, и я, полюбовавшись струйкой дыма, позволяю себе в свой черед воздать Эрлиху по заслугам.

— У вас божий дар быть сводней. Или нет?

Эрлих выпрямляется в кресле и складывает руки перед собой. Костяшки сцепленных пальцев белеют, а живой глаз, увеличенный стеклом очков, темнеет.

— Это последняя выходка, которую я прощаю… Хватит! Берите бумагу, Стивенс, и за дело! Пишите. «Я, Огюст Птижан, состоящий на службе в Сикрет интеллидженс сервис под именем Стивенса, добровольно и без нажима, руководствуясь личными соображениями, даю настоящую подписку в том, что обязуюсь постоянно информировать отдел IV-E5-5 Главного управления полиции безопасности и СД Германской империи о заданиях, получаемых мною от английской разведки, технических и иных средствах, передаваемых ею мне, и лицах, о деятельности которых в пользу стран — противниц Германской империи мне станет достоверно известно…» Да, не ошибитесь в наименовании отдела: первая цифра римская, остальные арабские… Что вам не нравится?

— Чертовски смахивает на одностороннюю перевербовку. Вот что я вам скажу!

— Без подписки Варбург не выпустит вас живым… Я все сказал, Стивенс!

Я и сам знаю, что все. Однако считаю нужным поторговаться. Англичане упрямы, и контрразведки всех стран мира осведомлены о том, что агенты СИС, как никто другой, умеют обставить свой переход на службу к конкуренту элегантным торгом.

— Вы загоняете меня в тупик, — говорю я с видимым колебанием.

— Никакого тупика! — возражает Эрлих. — Чистая проформа. Вы же знаете…

— Этот документ…

— Будет похоронен в моем сейфе. Слово чести, Стивенс!

Я скриплю пером, выводя строчки. Узкий почерк с наклоном влево. Острые окончания букв. Эксперты должны удостоверить, что текст исполнен в английской манере письма. Перечитав написанное, я ставлю подпись и число. Помахиваю листком, высушивая чернила.

— Я перееду сегодня?

— Да, к вечеру. Врач осмотрит вас, а из «Бон-Марше» привезут костюм.

— Мне можно будет выходить?

— Конечно. Вас будут провожать… не мешая…

— Согласен. А теперь ответьте все же на тот вопрос, который недавно задавали вы сами: что выиграл я?

— Тс!.. Экий вы, право!

Штурмбаннфюрер выходит из-за стола и говорит, понизив голос до предела:

— В вашей новой квартире нам не помешают… Фрейлейн Больц!

Урок, как видно, был не впрок. Микки появляется в комнате с быстротой, свидетельствующей, что она не покидала коридора.