Сумасшедший экстаз уже полностью захватил его, смотреть на него было невыносимо страшно. Делать здесь было нечего — конечно, денег он мне в долг не даст, даже если успокоится. Я осторожно двигался поближе к двери, почему-то опасаясь, что он выхватит откуда-нибудь из тряпья сетку и, накинув на меня, посадит к своим лишайным кошкам. И денег от него я уже не хотел, потому что вовсе не нужны деньги одинокому, больному паршой и лишаем коту, прячущемуся на помойке большого, совсем чужого ему города.
Глава 17. ПРЕДПРАЗДНИЧНЫЕ ХЛОПОТЫ ИНСПЕКТОРА СТАНИСЛАВА ТИХОНОВА
Утренняя «пятиминутка» подошла к концу. Я быстренько подытожил нехитрый наш улов за вчерашний день.
— Какие планы на сегодня? — спросил Шарапов.
— Из адресного бюро сообщили, что Сытников проживает в Зареченске, это маленький городок в Тульской области, — сказал я. — Савельев отправил телеграфный запрос в горотдел милиции — пусть сообщат, что он за человек, чем занимается. А сейчас мы поедем в гостиницу «Украина», попробуем что-нибудь разузнать про Фаусто Костелли. Мало ли что бывает — может быть, он обслуге чем-то запомнился.
В гостинице «Украина» царила предпраздничная суета. В вестибюле, как во времена вавилонской постройки, стоял гул от перемешавшихся языков, но люди, по-видимому, прекрасно понимали друг друга, а если и не понимали, то, наверное, несильно огорчались этим. Маленькие, невзрачные, голодные на вид индусы с бесценными перстнями на пальцах, чрезвычайно авантажные шведские клерки, сухоногие негритянки с лилейно-белыми переводчицами, юркие французские коммерсанты, солидные, весьма респектабельные голландские докеры из профсоюзной делегации, длинноволосые американские студенты, беседующие о чем-то с увешанными орденами маленькими вьетнамцами в военной форме… Мир веселился, люди готовились к празднику, они хотели знать друг друга.
Горничная Клавдия Васильевна Анохина сказала, что Костелли ей не понравился:
— Ну как же, у нас работает комиссия общественная по чистоте номеров, соревнуемся за звание лучшего этажа, а он целый день из номера не выходит. А когда генеральную уборку делать? Хоть после работы оставайся, да он ведь и вечером никуда. Харчи из ресторана заказывал в номер, ему даже спуститься лень было. А так плохого ничего не скажу, вежливый он, проживающий, был, конечно. Или чтобы это… в номер водить — ни-ни. Бутылок только много вытащила после него, красивые такие бутылки, здоровые, дай бог память, как называются… А-а, вспомнила — «Синцано»!
— «Чинзано», — подсказал Сашка.
— Может, и так, — равнодушно сказала горничная.
— Клавдия Васильевна, а бутылочки вы куда дели? — спросил с надеждой Сашка.
Она удивленно взглянула на него:
— Как куда? Выкинула! А на что они? Ведь все одно пустые, а обратно их не принимают. Кабы полные…
— Мне полные нельзя, — сказал Сашка. — Я инвалид обеденного стола — язва у меня.
— Э, милок, то-то я смотрю, ты такой бледный, — посочувствовала Клавдия Васильевна.
— И не говорите прямо, — вошел в роль Саша. — Это у меня с году от рождения — бледность такая. А потом и волосы от болей покраснели.
Клавдия Васильевна недоуменно и несколько подозрительно посмотрела на него — неужто и такое бывает? Сашка, не давая ей опомниться, быстро спросил:
— А что, Клавдия Васильевна, вы бутылки из номера по мере осушения выносили или после отъезда — все разом?
— После отъезда, конечно, а то как можно? Вдруг они ему понадобятся?
— На обмен, например? — подмигнул Сашка. — В валютном баре — там ведь бутылки только на обмен. Десять бутылок сдал — тебе флягу «Мартеля»!
Горничная рассмеялась:
— Вот вы шутники какие! Как будто и не из милиции.
— У нас сейчас все такие. Так что же, вынесли вы, значит, все бутылки, и куда их?
— В мусоропровод. Ой, батюшки мои, напомнили вы мне. Я же ведь Зине с двенадцатого этажа обещала для каустика две бутылки оставить!
— Так, так, так! И где бутылочки?
— Да если не выкинули, в дежурке стоять должны. За шкафом. Они ведь удобные — пробка с винтом, вот Зина у меня и попросила. А сама забюллетенила, до сих пор на больничном…
Бутылки спокойно стояли за шкафом, припудренные пылью, две литровые бутылки из-под аперитива «Чинзано-Бьянко» и шотландского виски «Маккинли», две бутылки с винтовыми пробками, оставленные Фаусто Костелли, забытые Клавдией Васильевной, неистребованные забюллетеневшей Зиной с двенадцатого этажа, найденные Сашкой, твердо знающим, что по-другому просто не может быть.
— Я их вам сейчас в момент оботру, — сказала Клавдия Васильевна. — Тряпочкой мокрой.
Мы засмеялись, а Сашка ответил:
— Мне тогда останется пойти и купить себе полную. Это, говорят, даже с язвой успокаивает. Лучше дайте мне резиновые перчатки, в которых вы санузлы моете.
Ничего не понимающая горничная протянула перчатку. Сашка ловко натянул ее и осторожно выудил из-за шкафа по очереди обе бутылки, держа их за донышко и верхнюю часть пробок.
— Клавдия Васильевна, кроме вас, никто эти бутылки не трогал? — спросил я.
Женщина недоуменно пожала плечами: