Искатель. 1974. Выпуск №6

Курд Лассвитц родился в 1848 году в городе Бреслау. Изучал математику, физику, получил звание доктора наук, был профессором математики в Гейдельбергском университете. Занимался изучением истории естественных наук и философии. Широчайшую известность принес ему двухтомный труд «История атомистики от средних веков до наших дней» (1890 год). Современникам Лассвитц был очень хорошо известен и как беллетрист: он писал философские притчи, современные сказки и рассказы, в которых пытался преподнести читателю последние достижения человеческого ума и науки. Многие из его сказок сегодня с полным правом можно отнести к жанру научной фантастики. Этот жанр вообще был очень близок автору: его научно-фантастический роман «На двух планетах», вышедший в 1897 году, обошел все страны Европы, заинтересовав читателей проблемой этических и моральных отношений при межзвездных контактах. Курд Лассвитц, ученый и писатель, умер в 1910 году.

Рис. В. ВАКИДИНА

— Дядющка Вендель, дядюшка Вендель! Взгляни-ка на этот мыльный пузырь, какой он большой! И какие радужные краски! Откуда они только берутся?

Это кричал мой сын, пускавший из окна в сад мыльные пузыри.

Дядюшка Вендель сидел рядом со мной в тени высоких деревьев, и наши сигары улучшали чистый и ароматный воздух прекрасного летнего дня.

— Гм! — дядюшка Вендель повернулся ко мне. — Вот и объясни ему! Гм! Любопытно, как это у тебя выйдет. Интерференция красок на тонких пластинках, да? Как же, известное дело. Волны различной длины, периоды не совпадают и так далее? Что, поймет это мальчишка, а?

— Да, — ответил я в некотором смущении, — физического объяснения ребенок, конечно, понять не сможет, да в том и нет необходимости. Объяснение — вещь относительная, все должно соотноситься с точкой зрения спрашивающего; важно одно — поставить новый факт в ряд привычных представлений, связать с привычным ходом мысли… а поскольку формулы математической физики пока не относятся к привычным представлениям моего отпрыска…

— Гм-гм, недурно! — кивнул дядюшка Вендель. — Ты попал почти что в точку. Не можешь объяснить, не можешь связать с привычными представлениями — потому что точек соприкосновения нет никаких. В том-то и дело! Опыт ребенка — совсем иной мир, он создает положения, где обрывается любая связь. И так оно во всем! Знающий должен молчать, учитель должен лгать. Не то его распнут, вышвырнут на помойку или засмеют в газетах — смотря по моде. Микроги! Микроги!

Эти два последних слова дядюшка произнес невнятно, будто сам для себя. Я бы их не разобрал, если бы слово «микроги» мне не доводилось слышать и прежде. Это последнее его изобретение.

Дядюшка Вендель сделал уже много изобретений. Собственно говоря, он ничем, кроме изобретений, не занимался. Его квартира представляла собой настоящую лабораторию: не то мастерская алхимика, не то современный физический кабинет. Доступ в лабораторию был знаком особой милости со стороны дядюшки. Ибо все свои изобретения он держал в тайне. Лишь изредка, когда мы доверительно беседовали наедине, он чуть-чуть приподнимал таинственную завесу, скрывавшую его изобретения. И тогда я поражался объему его знаний, а еще больше — глубине его проникновения в науку, масштабности методов работы. Но его нельзя было сдвинуть с места, когда доходило до обнародования научных взглядов, а тем более открытий, ибо их, как он говорил, невозможно понять, не разобравшись в его новых теориях. Я сам свидетель того, как он из неорганических веществ искусственным путем получал белок. Когда я умолял его опубликовать это эпохальное открытие, которое, может быть, в состоянии совершить переворот в наших социальных отношениях, он обычно отвечал мне:

— Нет у меня желания потешать людей. Они только посмеются, не поняв ровным счетом ничего. Они еще не созрели для этого, нет точек соприкосновения. Другой мир, другой мир! Надо ждать тысячу лет! Пусть они спорят, все они равны в своем невежестве!