Искатель. 1975. Выпуск №1

Хотелось отдохнуть, но какая-то бешеная ярость охватила инспектора. Он с остервенением врубался в заросли, не давая себе передышки, пока ослабевшие пальцы не выпустили топора. Тогда Семен хватил воздух открытым ртом и долго отплевывался и откашливался от попавших в горло насекомых.

Едва отдышавшись, Семен поднял топор, чтоб с тем же упорством прорубаться и дальше, но вдруг Дисанги остановил его:

— Закраина. Шесты руби.

— Какой длины?

— Пять шагов.

Никакой закраины, начала болота Семен не заметил. Однако они не прошли и нескольких метров, как высокие деревья отступили, открылась кочковатая марь, поросшая кустами. Под ногами зачавкала топь. Рыжая вода сначала проступала постепенно и вдруг брызгала фонтанчиками.

— Не иди след в след, — сказал Дисанги. — Между моими ступай.

— Хорошо… — сказал сквозь зубы Семен. Темный рой гнуса облепил его. Лицо, шея, руки казались ошпаренными. Инспектор попробовал было стереть налипшую корку с лица рукавом, но только размазал кровь. Мошка облепила кожу еще гуще. И хотелось просто выть, потому что в таких скопищах кровососущих не действовали никакие патентованные средства, а дегтя из березовой коры они не приготовили, и это была его ошибка и недосмотр Дисанги. Старик страдал от гнуса, наверное, не меньше, но не подавал вида.

Сквозь выступившие слезы Семен не видел толком ничего и всю свою волю сосредоточил на том, чтобы не потерять в высокой траве следов Дисанги, не ступать в них и не уклоняться в сторону. Пытка гнусом словно парализовала мышцы, их сводила мучительная судорога, и стоило неимоверных усилий делать каждый шаг.

В искореженном призмами слез солнечном мире порхали будто фантастические листья бабочки, искрились цветы и сияли переплетения трав. Но все это было словно где-то в стороне, за пределами единственной реальности: расплывчатых и лучистых, казалось, вмятин от обуви Дисанги.

— Все… — будто издалека прозвучал голос удэгейца.

Но он продолжал идти, и за ним шел инспектор, ступая в междуследье.

— Брось шест, Семен.

Шухов не смог тотчас разжать рук. Покрытые темным налетом гнуса пальцы пришлось выворачивать, освобождая от лесины. Шест упал, а пальцы оставались скрюченными судорогой.

— Иди к ручью.

— Где вода? — спросил Семен.

Дисанги подошел к нему и пальцами сдернул наросты гнуса на его веках. Тогда Семен увидел веселую воду ручья, опустился на колени:

— Дисанги, сними фуражку…

Когда старик выполнил просьбу, Семен сунул руки и лицо в воду и замер от наслаждения. Он чувствовал, как в щемящем холоде тает саднящая боль, ослабевает напряжение мышц. Если бы не тупое ощущение удушья, которое заставило его поднять лицо и вздохнуть, сам Семен не решился бы оторваться от ручья.

Потом Семен умылся и невольно скосился в сторону Хребтовой. Господствующая вершина ее с белой поблескивающей макушкой была хорошо видна. Солнце заливало юго-западный склон. Вдруг инспектор уловил странный яркий просверк где-то на границе меж лесом и лысым оголовьем.

«Показалось? — спросил он себя и остановился. — Показалось, может быть… А если нет, то проблеск очень похож на сверканье линз бинокля. Что там — наблюдатель? Почему бы и нет?»

Настроение инспектора, и без того не очень бодрое, от пережитого за последние сутки испортилось еще больше. Семен оглядел в бинокль склон Хребтовой. Но сколько он ни ждал нового просверка стекол, отразивших солнечный свет, сопка, едва приметно подернутая синью десятикилометровой дали, была однотонно зелена и пустынна. Так и не убедившись окончательно, привиделся ли ему мгновенный блеск, инспектор ничего не сказал Дисанги. Тот лежал на нарах в древнем охотничьем балагане из корья, приземистой, обросшей мхом избенке, с плоской дерновой крышей.

«Прежде всего, — подумал Семен, — надо поинтересоваться, не был кто из незнакомых или нездешних промысловиков у Антона. А дальше действовать по обстоятельствам. Я ведь не знаю, добыл ли Комолов панты. Жаль парню охоту портить. Деньги в городе нужнее. Там своего запаса нет, в подпол за картошкой, капустой да солониной не слазишь… Итак — иду к Комолову, а там видно будет».

Согнувшись едва не пополам, хотя ростом Семен Васильевич был и не так уже высок, Шухов вошел в балаган к Дисанги. Говорить не о чем было — все обговорено, и старший лейтенант сказал:

— Так я иду, Дисанги.

— Мне все есть. Спать буду, есть буду. Тебя ждать. Иди с легким сердцем, Семен Васильевич.

— С легким, с нелегким… Надо, Дисанги…

— Надо, насальник, надо, — закивал тот, не открывая глаз.

«Совсем сломался старик… — вздохнул Семен, отправляясь к табору Комолова. — Ну, а как бы ты без дела своего жил? Все хворобы на тебя слетели, словно вороны… Вороны, вороны… Интересно.