Искатель. 1975. Выпуск №3

Стрелки знали свое дело. Оба грузовика запылали одновременно. Ударили пулеметные очереди почти в упор. Поляна вокруг самолета зачернела убитыми.

— Дробь! Прекратить огонь! — скомандовал капитан. — Укрыться!

* * *

— Господин обер-лейтенант, — перед немецким комендантом участка стоял, еле переводя дыхание, финский солдат, — поручик передает, что недалеко от расположения его роты час назад совершил посадку большой советский самолет.

— Почему не доложили сразу?

— Темно. Не было полной уверенности.

— Где это, точнее? — офицер поправил очки.

— Метрах в пятистах от тракта. У трех берез.

— Передайте, пусть отправится гуда на машинах и окружит место приземления, экипаж возьмут живыми. Выполняйте.

— Есть, — солдат отдал честь и выбежал из домика. Полчаса спустя вдали загрохотали выстрелы.

— У, черт, я же говорил, живыми, — проворчал офицер и крикнул: — Вилли!

— Я здесь, господин обер-лейтенант.

— Собрать роту, всех на машины, сейчас поедем.

— Есть.

— Да пусть поторапливаются, — он набросил на плечи шинель и вышел.

Два грузовика покатили по шоссе. Высокие ели стеной стояли по обочинам дороги. Впереди, там, где за темно-зеленым частоколом сосен шумело море, гремели выстрелы, раздавались пулеметные очереди и частое уханье взрывов. Неожиданно на тракт выскочил, размахивая руками, егерь.

— Дальше нельзя. Очень опасно, — кричал он, — русские простреливают дорогу!

— Где ваш поручик? — комендант вышел из машины. Из кустов появился финский офицер.

— Что у вас здесь творится? Почему стрельба?

— Большевики окопались на вершине холма и ведут огонь из снятого с самолета оружия. У меня восемь убитых, разбиты машины с пулеметами.

— Ого! — крякнул обер-лейтенант и, повернувшись к фельдфебелю, скомандовал. — Вилли, оцепите район и атакуйте со стороны озера.

Комендант прошел к опушке и приложил к глазам бинокль. На краю поляны лежал самолет, метрах в ста от него, у озерца, возвышался небольшой холм. Офицеру показалось даже, что там никого нет. Высота молчала. Со всех сторон к ней, сжимая кольцо, приближались цепи немецких и финских солдат.

Внезапно холм ожил. По наступающим ударили очереди автоматических пушек и пулеметов. Солдаты залегли. Тогда из укрытий с возвышенности зацокали одиночные короткие хлопки автоматов. Русские метко стреляли по лежащим на открытом поле врагам.

— Дьявольщина, так они всех перестреляют, как куропаток. Поручик, прикажите людям отойти!

— Надеюсь, теперь вы убедились сами, — начал офицер.

— Помолчите лучше. Да быстрее выполняйте приказ.

Немцы и финны отошли к лесу. Стрельба с холма прекратилась.

— Поручик, — позвал обер-лейтенант, — предложите им сдаться. Пообещайте, что их не расстреляют.

— А как это сделать? У меня никто не знает русского. Да и вряд ли это поможет, я встречался уже с большевиками, знаю их. Бесполезно.

— Хорошо, я сам возглавлю атаку в центре, а вы ударьте с фланга, от шоссе…

* * *

— Мишин? — позвал Бахметьев.

— Я здесь, товарищ капитан.

— Проползите по окопчикам, как там дела?

— Есть! — Стрелок пополз по траншее, соединяющей окопы.

Мишин скоро вернулся.

— Плохо, товарищ капитан. Трое нас, живых: вы, я и штурман, он ранен, правда, но говорит, что порядок.

— А с боезапасом?

— Вот все, — старшина положил в окоп три диска и шесть гранат, — и еще пара обойм к пистолету.

— Давай поделимся по-братски. Кстати, водички нет у тебя?

— Есть. Пейте, — Мишин протянул фляжку. — Все, все пейте, потом к озеру сползаю, еще принесу.

«Будет ли это «потом», — думал капитан. — Осталось нас двое, Штурман не в счет. Никогда не представлял, что придется вот так, вдали от Родины, летчику погибнуть, как пехотинцу. Глупо! Жалко ребят! Но лучше не думать об этом, не раскисать. Пока дышим — мы живы, ну а дальше уж не от нас зависит».

В голове гудело. Саднила оцарапанная пулей шея. Капитан положил голову на руки и закрыл глаза.

* * *

Наступила ночь. Обер-лейтенант задумчиво смотрел на еле маячивший за стволами деревьев холм. Коммунисты свалились как снег на голову, расхлебывай теперь эту кашу! Ведь о событиях, наверное, уже знают там, наверху. И все это под самым носом Маннергейма и в то время, когда, казалось бы, война приближается к концу; передовые части далеко от России, а почти у стен Хельсинки — русские. Парадокс!

Он приказал оттянуть окружение к опушке и подождать до утра, время от времени давать ракеты, освещая поляну.

* * *

— Товарищ капитан? — Старшина легонько тронул Бахметьева за плечо.

Из темноты к нему почти вплотную приблизилось закопченное лицо старшины.

— Штурман умер…

— Жаль… — тихо отозвался капитан. — Одни мы теперь с тобой. Ведь тоже долго не протянем, а?

— Сначала страшновато было. А потом увидел, как наши гибнут, так вот, честное слово, ничего не боюсь. Возмущение меня взяло: ярость, что ли. Зубами фашистов рвать готов.

— Ладно, нас хоронить рано. Мы еще дышим. Иди на свое место…

С рассветом комендант приказал начать решительный штурм.

— Пусть атакуют со всех сторон сразу, не жалейте солдат. Вперед, задавите их, залейте кровью.

В бой ринулось около сотни гитлеровцев.