Искатель. 1976. Выпуск №2

Это было сказано так, что Вуколов с удивлением воззрился на приятеля. Всегда тихого Омрина было не узнать. Он вырос, как будто, распрямясь, заполнил собой пространство, и сверху на Вуколова глядело темное, страстное, неузнаваемое лицо провидца. «Полно, — изумленно ахнул Вуколов. — Тот ли это человек, с которым я столько месяцев делил комнату? Что произошло, откуда, и можно ли до конца понять другого?»

— Есть пятая могучая потребность, — слова прозвенели как медь. — Она существует, она есть, такое, как здесь, подтверждение я не ожидал найти и все-таки шел сюда с этой мечтой…

У Омрина перехватило дыхание. Забыв обо всем, Вуколов смотрел на него немо и потрясенно.

— Слушай! Дерево растет, пока держат корни, рыба стремится заполнить океаны икрой, человек жадно вглядывается в недостижимые дали галактик. Все стремится к пределу и за предел. Рост дерева часто опережает устойчивость корня, рыба гибнет на порогах, чтобы отметать икру, человек сам, по доброй воле, надламывает себя работой. Жертвенно, глупо противоречит инстинкту самосохранения, наконец! И почему, почему эволюция, которая безжалостно отметает лишнее, допустила такое расточительство, не умерила, не отрегулировала порыв? Да потому, что это рационально, выгодно для существования вида! Малые усилия — малый выигрыш, и уж на лезвии — а жизнь балансирует на лезвии! — так вовсе проигрыш. Не-е-ет! Полное напряжение и полная отдача — вот залог и резерв процветания. За это, за отдачу на пределе, за переход через предел, нам и дается блаженство. Все стремится осуществить себя, реализовать свою функцию, вот это-то и создает неукротимый, причудливый, даже беспощадный в своих всплесках напор жизни! Такие уж правила игры, что не посидишь сложа руки; тут закон! И нарушение его для нашего брата в лучшем случае карается скукой, от которой и свет не мил. А горы, что ж, частный случай, хотя и выразительный. Выход за пределы в его, так сказать, самом чистом виде. Так-то!

«Вот это да!» — мысленно восхитился Вуколов, переживая и недоумение, и восторг. Но в нем уже проснулся настороженный скептик.

— Интересно! — воскликнул он искренне. И тут же осторожно добавил: — Только исключений здесь, пожалуй, больше, чем правил…

— А как же! — просияв, чему-то обрадовался Омрин. — Потребность в продолжении рода и то не всем свойственна! Тоже входит в правила. Однородная, одинаковая масса инертна, непластична, а условия-то меняются! Сегодня важнее то, завтра это, тут в миллионах большое разнообразие должно быть. Иначе…

Омрин сделал жест, каким римляне посылали гладиатора на смерть.

— Уф! — словно стряхивая наваждение, шумно вздохнул Вуколов. Новый образ человека, которого он так давно знал, теперь беспокоил его, как все непонятное. — Стройная гипотеза, но сомнительная. Впрочем, ты что-то говорил о доказательствах. Здесь?

— Именно здесь.

— Ну-у… Что-то я их не замечаю. Фобос взошел на горизонте — вижу. Такой симпатичный опаловый серпик… — Вуколов на ощупь искал верный тон. — Тень в кратере сместилась, теперь там блестит что-то желтое, сера, должно быть. А жизни здесь нет. И быть не может. Разве что мы с тобой? А больше никаких доказательств. Пошутил, а?

— Нет! — Омрин торжествующе рассмеялся. Пророк в нем исчез. — Снега Олимпа! Не мы первые, и до нас тут была жизнь.

— Где?! — А ты вглядись, поищи, как я искал.

Чужое возбуждение передалось Вуколову. Он встал. Его настороженный, недоверчивый взгляд перебегал от кручи к круче, замирал, устремляясь то в ослепительные, то в черные бездны, но встречал лишь залитый солнцем хаос, величественную панораму скал, камень, который со дня своего вулканического зарождения был мертв окончательно и навсегда. Грозной и прекрасной неподвижностью веяло отовсюду, ибо даже в самые неистовые бури, когда воздух Марса обращается в смерч, вершина Никс Олимпика безмятежно парит над клокочущей мглой песка.

— Здесь нет ничего.

— Не там смотришь, — кротко сказал Омрин. — Не там и не так.

— А как?

— Сначала видит мысль, а уж потом глаз. На Марсе тысячи непокоренных гор, а нас потянуло на самую высокую. Почему? Потому что она самая высокая! Но если потребность осуществить себя привела нас именно сюда, то она могла привести сюда и кого-то другого. Можешь ты представить иных, но лишенных хоть одной базовой потребности разумных существ?

— Но послушай!..

— Нет, ты ответь.

— Хорошо. В бесконечной вселенной…

— Оставь бесконечность в покое! Законы природы общи для всей Галактики. Разумные существа могут есть не хлеб, а камень, дышать не воздухом, а огнем, быть не из белка, а из хрусталя, но они должны питаться, размножаться, жить в обществе, изучать мир и стремиться к недостижимому. Значит, если кто-то когда-то, пока существует Никс Олимпика, пересек межзвездные расстояния, он, располагая временем, мог захотеть подняться на высочайшую — никакую другую! — вершину солнечной системы.

— Какое дикое допущение!

— Мы, однако же, здесь. И лазерный резак мы прихватили не только затем, чтобы вырубить ступени. Кстати сказать, для росписи любой из нас выбрал бы скалу в самой высокой точке. Так?